– Я никогда, никогда не причиню тебе этой боли.

– Знаю. Извини. Но у меня к тебе последняя просьба. Давай договоримся.

– Ну?

– Обещай, что ты будешь сообщать мне первому все новости, касающиеся нас. Мне, а не ему.

Финн быстро уснул.

А я была в панике, потому что знала, что завтра буду никакая. Два часа ночи, а утром мне вставать в 6.30. Я должна поспать.

Безнадежно. Я встала и на цыпочках спустилась вниз. Села на кухне и выпила чашку травяного чая, глядя на магнитики на холодильнике. Под одним, в виде клубники, рисунок Джорджа. Сын нарисовал тарантула, которого он видел в Лондонском зоопарке, и заставил Финна прикрепить его. Под другими клубничными магнитами были наши фото: Джордж высунул язык, Финн надел задом наперед бейсбольную кепку.

В кухню вошел сонный Джордж, прижимая к себе медведя, подарок дяди Эда. Забрался на стул.

– Почему ты не спишь? – спросила я сына.

– А ты почему? – ответил он вопросом на вопрос.

– Справедливое возражение, но тебе надо выспаться, чтобы быть красивым. – Я взъерошила его шевелюру.

– Тебе тоже надо, – захихикал он.

– Что ж, верно.

– Мой мозг не дает мне спать, ма. Мне плохо, когда я не могу спать. Я боюсь темноты. Я уверен, что все ребята из нашего класса спят. Ма, я инвалид? Неполноценный?

– Где ты услышал эти слова? – Вопрос сына меня поразил.

– Джейсон сказал про меня, что я такой. Что такое спазм? – В последние месяцы у нас были проблемы с Джейсоном. Он терроризировал Джорджа. А все учителя лишь советовали держаться от него подальше.

– Я тупой, да? Я никогда не доделываю домашнее задание, у меня не получается.

– Ну-ка, послушай меня, сынок. Некоторые вещи тебе делать труднее, чем другим детям, но ты не глупый.

Джордж кивнул.

– Ты особенный. – Я улыбнулась сыну.

– Я не хочу быть особенным. Я хочу быть таким, как все.

Я взяла его за руку, и мы поднялись наверх. Я положила его в постель.

– Обещай, что скажешь мне, если Джейсон снова будет тебя так обзывать. Ладно?

Он кивнул.

«Джордж, ты никогда не лги», – сказала я когда-то ему, когда он украл из моего кошелька десять фунтов, чтобы купить лего.

«Почему?» – так невинно спросил он.

«Потому что это обижает тех, кого ты любишь. После этого им трудно тебе верить».

Но ведь так и есть, – подумала я, целуя его перед сном. Маленькая ложь множится и становится большой. Ох, если бы я с самого начала сказала Финну правду.

– Это ведь не твоя куртка, – заметил Кларки. Он вышел из дома следом за мной и смотрел, как я отпирала замок на велосипеде. Я собиралась встретиться с Финном и Кристо и вместе с ними развозить рекламные листки по Кембриджу. Моросил дождь, ветер усилился, поэтому я надела худи с капюшоном, которую мне дал Финн. Об ее возвращении речь как-то не заходила; по нашему молчаливому согласию я оставила ее у себя.

– Финна, – спокойно сказала я.

– Он уже делится с тобой своей одеждой?

– Только худи. Ладно, мне пора.

– Ты прыгнешь с крыши многоэтажного дома, если он тебя попросит? – спросил Кларки. – Ты с ума сошла.

– Безумная страсть вытворяет с людьми странные вещи, – отшутилась я.

Финн, Кристо и я ездили по Кембриджу и раздавали сотни рекламных листовок. Кембридж был город велосипедов; всюду можно было услышать тиканье велосипедных колес по мощенным булыжником мостовым.

Мы разделились; парни собирались заезжать в каждый колледж и вешать листовки на всех досках объявлений, а также прикреплять их скотчем к черным железным уличным ограждениям. А я заходила в кафе и бары, в магазины одежды и книжные, где бывали студенты. Некоторое количество я отвезла к ларькам, торговавшим кембриджскими сувенирами, старыми пластинками, книгами и ночными рубашками, которые хлопали на ветру.