– Молодость дороже. Есть одна.

– Молодость у всех одна, – задумчиво процедил Кирилл. – Красивая?

– Не Матильда. К тому же придется ворошить общак.

– Ну, для такого дела можно, было же у нас обчество, был же у нас обчак? – сознательно заменил он букву в слове букву «щ», чтобы подчеркнуть и придать ему особую чрезвычайность. – На всякие такие дела.

– Был и есть.

– Ну, показывай.

По мановению руки в проекции появилась молодая девушка и начала вращаться по часовой. Она что-то говорила, но слов не было слышно.

– Ну как?

– Ну как тебе сказать… Для этого у нас обчак и существует, – задумчиво произнес Кирилл. – Звук включи.

– Скрипучий женский голос начал резать уши.

«То ли женщина на взводе, то ли взвод на женщине», – усмехнулся он про себя.

– Не нравится мне.

– Что именно?

– Ничего не нравится, ухо режет. Ты не замечаешь?

– Нет

– Глухой? Чек, чек, чек… Что это?

– Человек.

– Я понимаю, но зачем так красноречиво? Она же не видит людей, не люди, а сплошные чеки.

– И правда.

– Был Че-ло-век! – произнес Кирилл по слогам. – Остался Чек. Где «лове» в середине человека? Где love? Где любовь к людям? Пусть не в душе, хотя бы в дикции. Продана. Вот ваш чек.

– Сейчас все так говорят, сокращенно.

– Но я же так не говорю, и ты тоже. Пусть ты мизантроп, но культура-то должна оставаться.

– Культуру оставили, если ты про канал.

– Это хорошо, но я про язык. Это же инструмент. Музыкальный. Его же кому-то слушать. Плохо сыграешь – не услышат. Вот что пишут на эту тему люди:

Те, что не умеют говорить, просто держат его за зубами, а мы содержим, иначе он и до Киева доведет.

– Понимаешь?

– Молчание – золото?

– Да. Нужен немой кандидат.

– Не твой?

– Немой и не твой. Нейтральный. Понятный всем. Ты чувствуешь, что теперь сам язык стал выстраивать истинное значение нас. Цензура внутри самого языка. А здесь что?

– Что? – не понимал Мефодий.

– Каждый просто чек, все измеряется деньгами. Кто пойдет за таким языком? Он же с первого слова против всех. Человек – не просто Чек, это должно звучать гордо! – горьким голосом произнес Кирилл.

– Вот именно, что должно. Но откуда взяться гордости, пока человек должен?

– Откуда, откуда – от государства.

– Так и государство должно.

– Государству сложнее всего, оно должно и другим, и своим. С другими еще можно как-то договориться, со своими сложнее… Ладно, обсудим еще. – Кирилл вытер пот со лба. – Отвлеклись. Давай о деле. В конце концов… все проходит.

– А многое даже по головам, – почесал он затылок. Затылок у Мефодия был как багажник у внедорожника, большой и вместительный.

Кирилл взял со стола новую партию листков и стал перебирать их в руках. Вот снова о женщинах. Похоже, на корабле с этим большая проблема:

– Тебе нужна женщина мудрая, которая будет любить тебя таким, какой ты есть.

– Да где же такую взять?

– Тебе бы только взять.

– Нет. Женщина не взятка и не дайка. Она любит, чтобы все было по закону. Дарите женщинам цветы, они подарят вам детей, – перевернул страницу Кирилл. – Все начинается с цветов, – вспомнил он про цветущий на подоконнике кактус.

– Сначала своди свою в ресторан. Накорми, выслушай. А потом бери, что хочешь, как хочешь, где хочешь.

– В том-то и беда, что своя уже так надоела дома, что в ресторан хочется с другой.

– Тупые. Ресторан – это не каприз общественного питания, это средство борьбы с кухней, посудой, бытовухой. Оторви свою бабу от рутины, дай ей почувствовать себя женщиной.

– Может, перекусим? – внимательно слушал его Мефодий.

– Можно.

– Куда пойдем? Итальянская кухня? Грузинская?

– Надоело уже на кухне обедать.

– Хочешь суши?

– После нее захочется воды.