– Началось уже! Пошла долбёжка! Может, искупаемся? Меня поднакрыло что-то, язык еле шевелится… Мне кажется, что он надулся, как шарик… – бубнил Лёва за рулём.

Юляха и Пацик были похожи на человекообразное желе, исторгающее из себя кряканье, отдаленно напоминающее смех. Они вывалились из машины на старую каменную плитку и на карачках ржали, повторяя какое-то несуразное слово. Марат и Настя продолжали сидеть в машине: он смотрел на обдолбанных друзей, она украдкой смотрела на него. Между ними сидела Дарина.

Бросив на Марата взгляд крайней досады, Дарина заговорила:

– Марик, ты посмотри на них! Ты хочешь это видеть по выходным? Или, может, сам таким хочешь быть?

– Ну, выходные не каждый день…

– А ведь по будням, у тебя на работе дела обстоят не лучше! Пьяные трактористы приходят в гараж играть в карты, а ты моешь тракторную технику, глядя на их балаган!

– Я знаю, Даринка, знаю…

– Вы как хотите, девочки-мальчики, а я пойду, искупнусь! – громко сказал Лёва и вдруг резко обернулся и строго посмотрел на Настю. Его веки опухли, а белки глаз были влажными и покрасневшими. Настя испуганно отпрянула, воскликнув «ой».  Бессменный водитель их компании резко вышел из машины и зашагал чрезмерно уверенными шагами к реке. Пацик и Юляха перебрались на перевернутую старую лодку, которая была смята наподобие деревянного дивана, и продолжали дебильно сюсюкать несусветную чушь. Оставшиеся двое пассажиров в «мерсидеси» сидели молча какое-то время, затем Настя тихонько произнесла:

– Я рада, что ты не с ними.

Спящий наяву парень будто бы очнулся.

– А…Что?..

– Ну, я рада, Марат, что ты не хочешь сегодня быть, как они.

– А… Спасибо. Да, ты знаешь, я в последнее время чувствую себя не в своей тарелке. Мне некомфортно стало жить такой жизнью.

– И… И что ты собираешься делать?

– Я пока не знаю, Даринка…

– Я Настя, – девушка испуганно посмотрела на него.

– Ой, да, извини. Я тут вспомнил кое-что, просто…

Воображаемая Дарина именно сейчас не выражала для Марата никаких эмоций. Она как будто сидела рядом и просто улыбалась, тем самым позволяя ему быть самому себе хозяином. Он представлял себе, что Дарине жаль Настю и что она по-доброму относится к этой девушке (ведь он сам симпатизировал Насте). Иногда он воображал, что Дарина шутливо ревнует его, и это ему нравилось. Но сейчас, глядя на вакханалию, что творилась с его друзьями, он захотел отвлечься не на воображаемого ангела, а на реально существующего человека.

– Слушай, Насть, – сказал он, – может, прогуляемся вдоль реки?

– Да, конечно, давай пройдемся! – заметно повеселела девушка.

Охристый летний вечер плавно рассеялся среди гуляющей молодежи. Теплый ветерок прогуливался по следам опьяненных свободой и алкоголем молодых людей. Он заглядывал в каждую компанию, прислушивался ко всем разговорам, осторожно развевал волосы девушек и щекотал крепкие плечи молодых ребят.

– Почему ты стал такой задумчивый в последние пару месяцев? – спросила Настя, тихонько поглядывая на парня, шагающего рядом.

– Я не знаю… Просто, вот как-то я понял, что всё это не моя жизнь.

Они шли вдоль реки. Вокруг продолжалась деревенская тусовка с пьяными воплями, девчачьим визгом, купанием в одежде, драками и, конечно же, звуками рвоты в кустах. Вся деревенская богема была пропитана некачественным алкоголем и дешевыми наркотиками. На небольшой разломанной лодочной пристани лежал Лёва, опустив макушку в воду.

– Ему плохо?

– Нет, нормально, сейчас придёт в себя. Это его средство для вытрезвления.

– Зачем вообще  курить, если знаешь, что будет плохо?

– Ну, вот он не знал. Раз на раз не приходится…Ну и смотря какие шишечки. Вот Пацик, однажды, «гаш» привозил…