Спокойствие, только спокойствие. Мантру Карлсона Александр повторил про себя раз сто, если не двести. Помогло. Если из Москвы он выехал во взвинченном состоянии, то в Петербург приехал спокойным как удав. Эмоции улеглись и обещали больше не беспокоить. Во всяком случае, сегодня.

Взвинченность – прямое противопоказание для работы. Больничный надо брать или отпуск. Хирург – это невозмутимость, ясный ум и твердая рука. Хирург, который перманентно взвинчен, должен держаться от операционного стола как можно дальше.

План составился такой. Войти в кабинет, поздороваться, сесть, посмотреть в глаза нехорошему человеку и сказать: «Я знаю, кого на самом деле оперировал». Дальше смотря по реакции Дегтярского. Если он начнет юлить и изображать неведение, то его двумя фразами можно припереть к стенке. Если сразу пойдет откровенный разговор, тем лучше. Александр скажет, что хочет получить копию истории болезни Кузнецова, который на самом деле Арандаренко. И неплохо бы было, если бы Дегтярский эту копию заверил. И копию подписанного Александром расходника пусть дает Дегтярский. Александр оперировал официально и деньги за это получил тоже официально. Если история с расходником уничтожены – придется восстанавливать.

Желание получить копии документов было вызвано не педантичностью, возведенной в бюрократический абсолют, а элементарным (и донельзя благоразумным) стремлением обзавестись вескими доказательствами того, что оперировал Александр официально, как положено.

Второе. Александр потребует данные всех участников операции – самого Дегтярского, анестезиолога и операционной сестры. Медсестры у анестезиолога не было, оперировали «узким составом». Фамилия, имя, отчество, паспортные данные, адрес проживания, номера телефонов. Чтобы в любой момент их можно было пригласить в свидетели.

Третье. Не прибегая к резким словам, без которых всегда можно обойтись, Александр даст краткую характеристику поступку Дегтярского и скажет, что больше никогда не станет иметь с ним дела.

Четвертое. Александр вернется на Московский вокзал, купит билет на ближайший поезд до Москвы, а если останется время, прогуляется до Аничкова моста или до Гостиного Двора с непременным заходом в первое же попавшееся кафе, из которого будет вкусно пахнуть выпечкой. Поездку надо завершить каким-нибудь приятным впечатлением, пусть даже и небольшим.

Если же Дегтярского сегодня не окажется в клинике или окажется, что восстановление истории болезни займет длительное время, или еще что, то придется задержаться на день-два. В случае необходимости Александр решил снять номер не в крупной гостинице типа «Октябрьской», а в каком-нибудь мини-отеле, желательно в центре. Чтобы было спокойно, малолюдно и «гулятельно», как выражался один из приятелей студенческой поры. Чтобы можно было вечерами неспешно бродить по центру города, не опасаясь развода мостов. Кто-то из знакомых питерцев считал развод мостов неудобством, а кто-то находил в этом своеобразную прелесть и даже удобство – например, гости за полночь не засиживаются. Развод мостов дисциплинирует. Интересно, а нельзя ли сейчас перестроить мосты так, чтобы их не пришлось разводить вообще? Наверное можно. Хотя, с другой стороны, разведенные мосты – это такой же символ Петербурга, как белые ночи и Медный всадник. А еще развод мостов – великолепное шоу для туристов. Александр наблюдал его однажды, впечатлило. Пока развод не начался, невозможно было поверить, что это вообще возможно, что огромная махина моста может «встать торчком».

Питер, согласно прогнозу, встретил хорошей ясной погодой. Александр поспешил счесть это хорошим знаком. Для того чтобы он не очень-то хорохорился, дорогу ему вскоре перебежали две черные кошки, а чуть позже вышла навстречу восточная женщина в ярких одеждах и с двумя пустыми ведрами в руке. «Погода погодой, – говорило провидение, – а губы раскатывать нечего».