– Вы только посмотрите на это! – говорит Коул в изумлении, хлопая себя по колену, и насмешливо смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

– Тебе уже лучше. Видишь, я же говорил тебе, что это сработает.

– Хватит нести чушь, Стоун! Ты победил, просто убери эту штуку от меня, – говорю я кисло, все еще немного боясь, что он действительно заставит меня выпить этот чертов сок.

Он удерживает мой взгляд около минуты, прежде чем разразиться смехом, переворачивается на моей кровати, держась за живот, и его смех раздается в моей комнате. Он продолжает делать это около пяти минут, пока слезы не начинают течь по его лицу, и он вроде как задыхается, потому что, очевидно, забыл, что ему нужен кислород. Я в ужасе стою в углу с красным лицом. Возможно, симулировать болезнь было не лучшей моей идеей.

– О боже, Тесси, – задыхается он между очередными приступами смеха.

Я бросаю на него взгляд, мне и без его присутствия так неловко, чтобы меня еще и раздражать. Через пять минут он все еще смеется, но, наверное, видит, как покраснело мое лицо, и его смех стихает. В уголке его рта все еще есть намек на улыбку, но он изо всех сил старается ее сдержать, и этот маленький жест, кажется, согревает меня теплом изнутри.

Пока он не открывает свой большой рот и не портит все:

– Если бы ты хотела, чтобы я сыграл роль Сексуального Доктора, а ты его непослушного пациента, могла бы просто спросить, – он подмигивает, и я стону в отчаянии, что только еще больше его забавляет.

Он встает с моей кровати и идет, пока мы не оказываемся лицом к лицу, положив руки мне на плечи, поворачивает меня в направлении моей пристроенной ванной комнаты и толкает меня, пока мы не достигаем двери.

– Я могу представить это прямо сейчас. Ты можешь называть меня МакСекси и быть моей Бэмби.[1]

Я корчусь от этой мысли, а он продолжает перебирать мои возможные имена проституток, пока я не могу больше терпеть.

– Боже, заткнись, Коул!

– Я достаточно тебя отвращаю? – ухмыляется он.

Я решительно киваю, и он выглядит довольным.

– Хорошо, а теперь иди в душ, все тебя ждут, – говорит он, заталкивая меня в ванную.

– Я не хочу идти, Коул.

Пришло время разыграть карту жалости. Я могу просто добавить слез, и это будет хоум-ран. Ни один парень, даже Коул, не сможет отказать плачущей девушке.

– Со мной это не сработает, Тесси. Используй щенячьи глазки для того, кто не знал тебя всю жизнь, – говорит он, даже не глядя на меня.

– Но, Коул… – хнычу я, топая ногой от ярости.

Он выдыхает и снова подходит ко мне, кладет обе руки мне на плечи и выглядит так, будто готов дать мне ободряющую речь на всю жизнь.

– Я знаю, что это выходит за рамки твоей зоны комфорта, и я знаю, что идея быть окруженной кучей людей, которые плохо к тебе относились, звучит не слишком привлекательно, но обещаю тебе, я не позволю случиться ничему плохому, хорошо? Сделай это и покажи всем, какова настоящая Тесси. Не позволяй Николь диктовать тебе жизнь, пожалуйста, хотя бы сегодня.

Наверное, в его словах есть что-то такое, что действует на меня, потому что я с ним соглашаюсь.

Обернув вокруг себя полотенце, я выглядываю из-за двери, чтобы посмотреть, нет ли здесь Коула. Когда поиски не дали результатов, я на цыпочках возвращаюсь в комнату. Только ради этой вечеринки я направляюсь в ту часть гардероба, которая заполнена вещами, купленными мне мамой. Думаю, у нее были слезы на глазах, когда она наконец-то смогла пойти и купить мне облегающие платья и бикини.

Она немного переборщила, и я думаю, это потому, что покупки для меня – это ее способ быть хорошим родителем. То, чего ей не хватает в материнских инстинктах, она компенсирует пристрастием к Стелле Маккартни. На многих вещах все еще есть бирки, учитывая, что я пользуюсь только джинсами и некоторыми топами. Большая часть моей одежды по-прежнему продается в тех же магазинах, что и у Толстушки Тесси, только теперь она на пять размеров меньше.