Его челюсти сжимаются, губы превращаются в тонкую полоску.

– Мама умерла.

Ох.

– Прости.

Мне дико стыдно.

– Ничего, ты же не знала. Она умерла, когда мне было два года. – Дрю пожимает плечами. – А вот отцу ты точно придешься по душе.

Он произносит это так, что меня просто вымораживает. Словно его отец – странный тип, вот почему я ему понравлюсь.

– Значит, там будешь только ты с отцом?

– Нет. Еще Адель. – Когда он произносит это имя, его губы почти исчезают. А губы красивые, полные, и я невольно задумываюсь, куда же они подевались. – Моя мачеха.

– Значит, ты хочешь взбесить мачеху.

– На ее мнение мне плевать чуть более чем полностью.

Дрю буквально излучает напряжение. Между ним и мачехой явно пробежала кошка, а то и не одна.

Выкинув из головы его слова о злой ведьме по имени Адель, я двигаюсь дальше.

– А братья или сестры у тебя есть?

Он качает головой.

– Не-а.

– Ясно.

Как-то он неразговорчив. И это никуда не годится, ведь я, блин, целую неделю буду полностью зависеть от этого парня.

– А у меня есть брат.

– Сколько ему?

– Тринадцать, – вздыхаю. – Оуэн в восьмом классе. И вечно встревает в неприятности.

– Сложный возраст. В школе приходится тяжко.

– А ты в тринадцать часто попадал в неприятности?

Трудно представить себе такое.

Дрю смеется и тут же подтверждает мои подозрения:

– Мне не позволяли.

– В каком смысле? – хмурюсь я. Странный какой-то ответ.

– Отец всыпал бы мне, если бы я вышел за рамки приличий.

Дрю снова пожимает плечами. Он делает так часто, но мне это нравится – всякий раз снова убеждаюсь, что плечи у него шикарные, широкие. Если повезет, смогу прикоснуться к ним, пока мы будем изображать парочку всю следующую неделю. А может, даже положу голову ему на плечо. Прижмусь щекой к мягкой ткани его рубашки, тайком вдохну его аромат. Он пахнет приятно, но мне хочется подобраться поближе и вдохнуть запах полной грудью.

Сопливые фантазии вот-вот затопят меня, и впервые в моей циничной жизни, где нет места сказкам, я готова отдаться им с головой. В конце концов, я ведь должна стать лучшей актрисой на свете, правда?

– Но ведь все отцы грозятся чем-то таким, когда их дети выходят за рамки. Разве нет? – спрашиваю.

– Да, но мой папа говорил всерьез. К тому же мне было проще делать то, что от меня требуется, и не отвлекаться. Я легко теряюсь во всякой фигне, понимаешь?

– Что же от тебя «требовалось»?

Я показала пальцами кавычки, как делают противные студентки, которые приходят в La Salle. Терпеть их не могу – вечно трясут волосами, слишком громко смеются, несут всякую чепуху. Хлопают накладными ресницами, строят глазки парням, жаждут внимания. Жалкое зрелище.

Черт, злобные какие мысли, самой противно.

– Ходить на занятия, учиться и получать хорошие оценки. Ходить на тренировки по футболу, поддерживать хорошую форму, играть как можно лучше и отчаянно надеяться впечатлить футбольных скаутов, которые наблюдают за мной.

Дрю говорит монотонно, будто зачитывает список.

– А каких соблазнов тебе надо избегать?

– Вечеринок, выпивки, девчонок, – он снова скользит по мне взглядом. Черты его лица смягчаются, от злости не остается и следа. – Не люблю терять контроль.

– Я тоже, – отзываюсь шепотом.

Его улыбка словно кинжалом пронзает мое размякшее сердце.

– Похоже, из нас выйдет отличная пара.

Едва закончив фразу, я тут же пожалел о сказанном. Какая там «отличная пара». Она совершенно мне не подходит, и я это прекрасно знаю. Поэтому и везу ее домой. Чтобы отец подумал, что я подцепил болельщицу-красотку, которая дает мне, когда я только пожелаю, а Адель наконец-то отстала от меня.

Фэйбл и есть болельщица. Говорят, только в этом сезоне она уже переспала с половиной команды. Не знаю, правда это или слухи. Но именно так я узнал о ее существовании. Несколько парней стали болтать о ней, когда мы пошли в La Salle вскоре после начала семестра. Она приняла у нас заказ, и ребята стали сравнивать впечатления и обсуждать, насколько она хороша в постели. Один из них даже ущипнул ее за попку, когда она проходила мимо. Фэйбл бросила на него гневный взгляд, а парни громко рассмеялись.