– Если вы хотите хорошо писать, то вынуждены будете всю жизнь переделывать свои произведения.

Один из официантов тоже был не прочь высказать своё мнение:

– Картинка неплохая, но уж слишком много пафоса.

– Милочка, не обращайте внимания, – успокоил меценат, – у официантов своё представление о величии. А главное, помните, «не законченное, что не начатое». Учитесь у всех, не подражайте никому. Где дух не водит рукой художника, там нет искусства. – И грустно добавил: – Помните, художнику, живущему будущим, приходится выглядеть эгоистом в глазах людей, живущих одним настоящим. Я посмотрел несколько ваших работ и убедился, что у вас есть свой стиль, это хорошо. По нему вас будут узнавать и ценить.

– Извините, – вмешался Арна, – но иметь свой стиль – это плагиатство у самого себя.

– Поясните, молодой человек, – немного растерянно произнёс меценат и обратил своё внимание на Арна.

– Суть истинного творчества – в разнообразии, и чем талантливей художник, тем меньше одна работа похожа на другую. Как бездари похожи друг на друга, так и таланты отличаются. Чем меньше будет штампа, тем меньше творчество будет похоже на производство обложек шоколада кондитерской фабрики. Художник, чтобы осознать себя в реальности, должен понять, что он один из тех, кто создаёт новые знаки или повторяет старые.

Но в нём уже звучал голос Великого Учителя: «Чем больше в людях тщеславия, тем сильнее они зависят от чужого мнения, отношения ломают словами».

Арна тем временем развивал свою мысль о волшебной силе искусства:

– В искусстве, кто может растрогать, тот может всё. Но и здесь необходимо помнить – то, что для таланта средство, для посредственности – цель. Как взволнованное сердце не может биться ровно, так и талантливый музыкант не играет ровно. Как в природе, так и в искусстве, если говорить о форме, надо отказаться от симметричности. И только кривая линия – это победа свободной природы над разумом. Но если продлить её до бесконечности, то она станет полной своей противоположностью.

Меценат, обратившись к Светлане, предложил:

– Посмотри работы Малевича.

– Зачем? – перебила она его. – Популярные писатели не популярны среди писателей.

Неожиданно раздались аплодисменты. Все трое обернулись и увидели, как Пётр на турнике, балансируя на вытянутых руках, делает стойку. Он явно был в ударе и готов был без конца удивлять благодарную публику. Светлана, посмотрев на тренера, наблюдавшего за упражнениями, заметила:

– Если тренер не делает никаких замечаний, значит, всё нормально.

– Не совсем, – возразил Арна, также внимательно наблюдавший за Петром.

Светлана подозвала Петра и сказала:

– Арна считает, что ты тренируешься не совсем правильно.

Он снисходительно улыбнулся и спросил:

– Интересно, что же неправильно?

– Во-первых, мышцы напрягаются больше, чем требуется. Во-вторых, надо делать всё мягче, жёсткость требует лишней энергии, в-третьих, – перед самыми соревнованиями, чтобы мышцы были в лучшей форме, тренироваться надо мысленно. Между мыслью и действием почти нет никакой разницы.

– Всё это мудрено. Говорить-то мы все умеем, а показать на примере слабо?

Арна не стал извиняться за то, что последний раз видел турник в пятом классе и то на уроке физкультуры, и подошёл к нему очень медленно, сосредоточенно. Если сейчас он не вспомнит слова Учителя о гравитации, то не сможет даже подтянуться и перед всеми опозорится. Когда он робко подходил к турнику, вся публика смотрела на него с улыбкой, а опытный тренер и Пётр – с усмешкой. Когда Арна ухватился за турник и повис, с облегчением понял, что веса тела почти не чувствует. Подтянулся. А когда перекладина стала ему почти по пояс, он изобразил на лице нарочитую гримасу, давая понять, что даётся ему это нелегко. Затем сделал стойку, как Пётр, т. е. простоял на вытянутых руках полминуты. Публика аплодировала. Поднял правую руку и простоял на левой руке ещё полминуты. Раздался возглас удивления, аплодисменты стали ещё сильнее. Арна легко спрыгнул, смущаясь и краснея, не знал, куда деться от непрекращающихся восклицаний и аплодисментов. Пётр на всё происходящее смотрел в каком-то остолбенении. А тренер понял, что ничего не понял.