Получив полномочия из самой высокой инстанции, Торстен Эдклинт смог наконец создать маленькое оперативное подразделение на законных основаниях. Он отобрал четырех сотрудников, сознательно отдавая предпочтение молодым талантам с опытом службы в обычной полиции, относительно недавно приглашенным в ГПУ/Без. Двое из них раньше работали в отделе по борьбе с мошенничеством, один – в финансовой полиции, еще один – в отделе по борьбе с насильственными преступлениями. Их пригласили в кабинет к Эдклинту и снабдили информацией о характере задания и необходимости соблюдать полную секретность. Эдклинт подчеркнул, что расследование проводится по прямому требованию премьер-министра. Начальником нового подразделения стала Моника Фигуэрола, которая взялась за руководство расследованием с хваткой, соответствовавшей ее внешности.

Однако дело продвигалось медленно, что в основном объяснялось неуверенностью в кандидатурах подозреваемых. Эдклинт с Фигуэролой неоднократно обсуждали, не лучше ли попросту арестовать Мортенссона и начать задавать ему вопросы, но каждый раз решали все-таки подождать – подобный арест погубил бы секретность расследования.

Только во вторник, через одиннадцать дней после встречи с премьер-министром, Моника Фигуэрола пришла в кабинет к Эдклинту со словами:

– Думаю, у нас кое-что появилось.

– Садись.

– Эверт Гульберг.

– Да?

– Один из наших следователей поговорил с Маркусом Эрландером, который проводит расследование убийства Залаченко. Эрландер утверждает, что уже через два часа после убийства с гётеборгской полицией связались из ГПУ/Без и передали информацию о письмах Гульберга с угрозами.

– Очень оперативно.

– Да. Даже слишком оперативно. В Гётеборг из ГПУ/Без по факсу переслали девять писем, авторство которых приписывается Гульбергу. Однако возникает одна проблема.

– Какая?

– Два письма были адресованы в министерство юстиции – министру юстиции и министру по вопросам демократии.

– Ага. Это мне уже известно.

– Да, но письмо к министру по вопросам демократии было зарегистрировано в министерстве только на следующий день. Его доставили с вечерней почтой.

Эдклинт уставился на Монику. Он впервые испугался, что все его подозрения окажутся обоснованными. А она безжалостно продолжала:

– Иными словами, из ГПУ/Без прислали копию письма с угрозами еще до того, как оно дошло до адресата.

– О господи, – произнес Эдклинт.

– Факс посылал сотрудник отдела личной охраны.

– Кто?

– Не думаю, чтобы он имел к этому отношение. Ему принесли на стол письма и вскоре после убийства велели связаться с полицией Гётеборга.

– От кого поступило распоряжение?

– От секретаря начальника канцелярии.

– Господи, Моника… Ты понимаешь, что это означает?

– Да.

– Это означает, что сотрудники ГПУ/Без замешаны в убийстве Залаченко.

– Нет. Это означает, что некие люди внутри ГПУ/Без знали об убийстве еще до его совершения. Вопрос только в том, какие именно.

– Начальник канцелярии…

– Да. Но я начинаю подозревать, что этот «Клуб Залаченко» находится за пределами нашего здания.

– Что ты хочешь сказать?

– Мортенссон. Его перевели из отдела личной охраны, и он работает самостоятельно. На прошлой неделе мы держали его под наблюдением целыми днями. Насколько нам известно, он не связывался ни с кем из нашего здания. Ему звонят по мобильному телефону, который нам никак не прослушать. Мы не знаем номера, но это точно не его собственный телефон. Мортенссон встречался с тем блондином, личность которого нам пока не удалось установить.

Эдклинт нахмурил лоб. В тот же миг в дверь постучал Андерс Берглунд – сотрудник, приглашенный в новое оперативное подразделение и раньше работавший в финансовой полиции.