Дошла очередь и до Мазита Гафури. Внизу послышались шаги. Отец, вернувшись с моря, поднимался к ним. Увидев дочерей среди книг, разбросанных на ковре, он удивился:

– Как, вы всё ещё с книгами возитесь? Уже обедать пора.

– Бей-атам, я открыла для себя целый мир! Послушай стихи, которые я выучила.

И она прочла ему стихи Сагита Рамеева «Я».

– Машалла, машалла!  –  одобрил инженер.  –  А ты понимаешь, о чём они?

– Понимаю. И откуда у этого поэта столько гордости?

– Это гордость народа, который вот уже четыре столетия не склонил голову перед русскими. Всё оттого, что верит в свою силу.

Спустившись в столовую, Загида не переставала с восторгом говорить о стихах.

– Что, если сегодня остаться дома?  –  сказала она Хадиче-ханум.  –  Чего мы там не видели, в Стамбуле?  – Всё те же мосты, те же улицы, всё те же крики армянских и итальянских зазывал. Гораздо интереснее посидеть дома с книгами.

– В жизни во всём нужна мера,  –  наставительно сказала Хадича-ханум.  –  Брать надо от всего понемногу. Стихами вы уже позанимались. Теперь пора подумать о прозе жизни. Если не выкупить платье сегодня, завтра в гостях будешь чувствовать себя неловко. Поезжайте с Сююм и доведите дело до конца.

– Я тоже хочу поехать с сёстрами,  –  сказала Гульчачак.

– Что тебе там делать? Останешься дома за старшую. Если придут гости, кто напоит их чаем? Я, что-ли? В доме три дочери, прилично ли это будет?

Гульчачак уговорили остаться.

– Если платье не готово, подождите, пока доделают. Или, если это возможно, пусть завтра доставят заказ сами  –  ровно к десяти утра. Тогда же и рассчитаемся. Собирайтесь.

Провожая девочек, Хадича-ханум напомнила Загиде:

– Непременно навести мать. Может, съездите к ней после примерки, пока платье дошивать будут?

Загида побледнела и проговорила упавшим голосом:

– Как мне ехать туда после вчерашнего вечера, после книг? Для меня тот дом как могила. Уже ничто не связывает с ним.

– Возможно, могила, да только для матери. Ты должна найти к ней подход. Для твоего же будущего. Как бы тяжело тебе ни было. Это  –  твой долг. Думаю, присутствие Сююм облегчит задачу, несколько смягчит разговор. Говори с матерью бережно, ведь она  –  женщина. Ладно, идите. Желаю удачи!

Загида шла, размышляя над словами мачехи. Сююм видела, как изменилось настроение сестры.

– Ты почему боишься матери?  –  спросила она.

– Ты не поймёшь, золотце, ведь ты ещё ребёнок.

– Клянусь, я всё пойму!

– Я любила её, а теперь чувство погасло. Меня, совсем ещё маленькую, она оставила без отца, сделала сиротой. Она внушала мне неуважение к отцу, обманывала. Я сама разыскала свою семью. Ей это не понравится. Она захочет разлучить нас. А я полюбила всех  –  отца, вас, вашу маму, доктора… Всех, всех!.. Как же я могу расстаться с вами?

– Мы тоже любим тебя, апа!  –  воскликнула Сююм.  – Не надо туда возвращаться, вместе жить будем.

Они поднялись на пароход. Загида снова заговорила о стихах, желая ещё побыть в мире прекрасного, не думать о неприятностях.

С примеркой получилось удачно. Обещали часа через три-четыре платье закончить. Теперь надо было идти к матери.

– Сююм, если мать попытается удержать меня, скажи, что возвращаться без меня тебе страшно, ладно? А если не отпустит, одна доберёшься?

– Конечно, только без тебя я не хочу. Тогда останусь с тобой.

Загида засмеялась.

Они постучали в дверь, им никто не открыл. Тогда Загида достала свой ключ. Дома никого не было. «Понятно, мать, как всегда, шатается по чужим домам»,  –  недобро подумала она. Сююм с интересом озиралась по сторонам. Обошла плохо обставленные комнаты.

– Зимой здесь, наверное, холодно, апам?  –  спросила она.