– Нет, мадам! Катина о вас никогда не забудет! Вы же знаете, почтовая служба у нас так несовершенна. Как знать, может, Катина сейчас точно так же горюет, думая о маме?

– Все так говорят. Только бы здорова была! Я с пароходом «Кортылыш» отправила ей письмо. Может, дождусь ответа. В дальние края девочек нельзя отпускать одних. Так вот у нас вышло… Вы, дочери, не слушаетесь матерей.

Загида почувствовала, что краснеет.

– Это верно.

Мадам отвела Загиду на самый верхний этаж. Открыла окно в сад соседского дома. Взгляд её задержался на рисунке дочери на стене.

В соседском саду началось какое-то движение и шум. Там с большущим самоваром, над которым курился дым, появился мужчина средних лет На нём были армейские штаны и рубашка с короткими рукавами. Сзади поспевал мальчик лет девяти-десяти с трубой, похожей на печную. На расстоянии от них малыш лет пяти-шести закидывал на деревья игрушку, приговаривая: «Пароход уходит! Он идёт в Атау!» Потом побежал за отцом и братом.

Мужчина поставил самовар под высокую сосну. Старший мальчик опустился на колени и стал дуть в низ самовара, пока оттуда не посыпались искры, потом водрузил на самовар трубу.

– Совсем как труба цементного завода, ати!  –  вскричал он и добавил:  –  Мы в моряков играем. Я  –  капитан!

Услышав знакомое «ати», Загида спросила:

– Кто эти люди, мадам?

– Это квартиранты Хулуси-бея. Отец их вернулся только сегодня. Они каждый день в это время пьют чай. И ещё как пьют!.. Однажды я понаблюдала за ними. Так только малыш целых три пиалы выдул. А когда к ним гости приходят, до полуночи сидят за самоваром. Я всё думаю, как бы пожар не натворили, но они, похоже, люди осмотрительные. Жена уж очень аккуратная… Татарами себя называют.

Загида неожиданно увидела знакомых девочек, своих спутниц по пароходу Сююм и Гульчачак. Одна несла чашки и чайные принадлежности, другая  –  скатерть с тарелками. На девочках были одинаковые халаты, украшенные вышивкой, на ногах лёгкие чувяки одного фасона. Загида принялась внимательно наблюдать за ними. Сююм застелила скатертью стоявший под деревом стол. Девочки вместе расставляли посуду. Старший из мальчиков носил скамейки. Малыш всё время вертелся возле отца и трещал без умолку.

Вскоре из дома вышла высокая женщина средних лет в лёгком халате с казаном в руках, накрытым крышкой. Она несла казан чрезвычайно осторожно. Подойдя к столу, потрогала самовар и что-то сказала старшему сыну. Тот молнией метнулся в дом и появился со старым отцовским сапогом. Мальчик снял трубу, надел на самовар сапог и стал раздувать угли, действуя сапогом, как кузнец мехами. Самовар ожил. Из отверстий внизу посыпались искры.

Мадам Марика, стоявшая рядом, сказала:

– Это не мальчишка, а бесёнок какой-то, нет дерева, на которое он не залез бы. На земле ни одной сосновой шишки не осталось, всё подобрал.

Служанка принесла небольшую газовую плиту со сковородой. Ханум снова потрогала самовар и, видимо, на этот раз осталась довольной. Она сняла крышку с принесённого ею казана. Служанка разожгла газовую плиту. Самовар тем временем вскипел и из него повалил густой пар. Ханум, заварив в довольно большом чайнике чай, посадила его на самовар. Сковороду с маслом поставила на плиту. Бей-эфенде сел во главе стола и велел детям вымыть руки. Ханум ложкой черпала из казана тесто и осторожно выливала в масло. Тесто, скворча и шипя, начало жариться.

– Что они готовят?  –  спросила Загида.

– Мучное блюдо. Они готовят его всякий раз, когда приходят гости. Сегодня в роли гостя у них хозяин, он ведь только что с дороги. Так что это в его честь…