От общения с мужем или в школе устать трудно, так как оно лимитировано. В школе я нахожусь четыре часа в день, из которых активной работы, хорошо, если два. Остальное время балагурю с учителем, делюсь новостями, задаю вопросы, пишу письма. Уровень группы для меня низковат, но занятий не бросаю, так как преследую тайную цель здесь работать. Иногда мы с мужем ходим куда-то ужинать. Американские рестораны и бары очень сильно отличаются от русских. Во многих не танцуют (в тех, куда он меня водит). Хотя раз были там, где танцевали. Одна японского вида пара зрелого возраста так красиво танцевала, что у меня не возникло никакого желания с ними соревноваться. Главное отличие не в интерьере или кухне, а в людях – они почти не пьют алкоголя. То есть, пьют, но мало, и в основном пиво. Хотя всякими водками и «висками» завалены магазины и бары.

Кстати, о моей школе. Школа бесплатная, для взрослых. Хожу я туда, чтобы не сидеть дома и вдруг узнать что-то полезное. А полезного много, так как все здесь по-другому. То, что я раньше знала из учебников и из практики преподавания английского, оказалось лишь надводной частью того айсберга информации об англоязычной (тут – американской, калифорнийской) культуре, в которой оказываешься здесь. Учитель-иранец, но не тот, с которым муж делил дом. Этот выгодно отличается от того наличием хорошего образования. Живет здесь уже двадцать пять лет. Ему сорок восемь. Среднего роста, лысый, белозубый, жизнерадостный и в хорошей спортивной форме (два раза в неделю едет в зал с тренажерами, gym). В совершенстве знает английский и испанский. В классе много народу – человек двадцать или больше. В основном это латиноамериканцы (тут это мексиканцы в подавляющем большинстве), один древний китаец (восемьдесят три года) и я. Учитель когда-то в университете изучал немного русский. Он изъявил желание пополнить свои познания нецензурными русскими выражениями, дабы удивить своего русского друга из Чикаго. Я добросовестно написала ему наиболее употребительные слова и выражения, ровно одну страницу. Он пришел в жуткий восторг, особенно, когда он своего друга из Чикаго (иммигранта из Латвии) назвал по телефону трехбуквенным словом, наиболее полюбившемся ему. Тот чуть не умер со смеху, спросив: «Откуда такие познания?» Мой учитель ответил, что у него в классе есть русская учительница.

Между учебой, которая проходит по рабочим дням, примерно с девяти до часу, устраиваются вечеринки (parties). Русский перевод не вполне соответствует значению слова, так как эти parties тут устраивают в любое время суток. У нас в школе они, конечно, проходят в учебное утреннее время. Весь класс приносит кто что поесть. Поесть любят все народы мира. Я, конечно, как водится, всегда пытаюсь правду-матку высказать по всем вопросам. Ну да ведь от Прибалтики очень далеко до Латинской Америки, так что и правды у нас разные. И разделяет нас не только расстояние, но и культура, обычаи, буквально все. Поэтому они обычно удивляются моим смелым суждениям. Впрочем, все очень доброжелательные. Одна никарагуанка, правда, вредная попалась: «У вас такой русский акцент, и вы так быстро говорите!..» (Впоследствии я научилась отвечать на такие выпады: «Я русская и акцент у меня русский, вы мексиканцы, и акцент у вас испанский.) Мать моего мужа, например, из Перу, и говорит по-английски с испанским акцентом. Она живет в Калифорнии тридцать пять лет, и что-то там корректирует на работе испанско-английское. Когда муж меня представил ей в первый раз, я спросила, замечает ли он, что у матери акцент. Он сказал: «Нет, я привык». А бабушка его почти не говорит по-английски. Ей восемьдесят четыре года. Они едва объясняются, но очень любят друг друга. Мне было очень приятно, когда она сказала мне через переводчика (дочку), что еще никогда не видела своего внука таким счастливым. А свекровь говорит, что мы с ее матерью во многом схожи. Значит, получается, что она мне симпатизирует. Дело в том, что тут все живут отдельно друг от друга и занимаются своими проблемами, не вмешиваясь в дела родственников. Поэтому, когда встречаются по праздникам, как бы все всех любят.