– Понимаю, – отзывается психотерапевт. Хотя это тоже ложь; на самом деле она ничего не понимает.

– Ваш сын – весьма сообразительный мальчик, – говорит она его отцу, когда сеанс заканчивается. Тарк листает небольшую стопку журналов, в то время как Дуг и мисс Кресуэлл тихо переговариваются за дверью. – Намного умнее среднестатистического подростка своего возраста, но свою сообразительность он склонен выражать с помощью сарказма и насмешки. Это лучше, чем другие известные мне формы бунта, но все же мне не хотелось бы это поощрять. Он также страдает от очень глубокого психоза, напоминающего посттравматическое стрессовое расстройство.

– Это из-за смерти Маккинли? – обеспокоенно спрашивает отец.

– Маловероятно. Его галлюцинации не имеют ничего общего с воспоминаниями о случившемся, что озадачивает. Полагаю, это может быть связано с чувством покинутости, которое появилось из-за ухода его матери. Хотя даже в данном случае симптомы довольно своеобразны. Насколько я могу судить, он не проявляет признаков агрессии.

– С ним все будет в порядке? – спрашивает Дуг.

– Мне не хочется назначать сильные антидепрессанты в столь юном возрасте. Я предлагаю пройти еще несколько сеансов, чтобы я могла отследить прогресс и сообщить вам о любых изменениях. Рекомендую не подвергать его еще большему стрессу, он и так напряжен.

– Через час мы собираемся навестить его мать.

Психотерапевт хмурится.

– Не уверена, что на данном этапе это пойдет ему на пользу, мистер Хэллоуэй. Особенно учитывая, что в прошлый раз…

– Его мать спрашивала о нем, – настаивает Дуг. – И что бы Тарк ни говорил, я знаю – он скучает по ней и хочет ее увидеть. На этот раз мы приняли все меры предосторожности. Ничего не случится.

Психотерапевт, похоже, сомневается, но отец настроен решительно. Мальчик, отложив журналы, смотрит в висящее на стене зеркало.

– А другая женщина, о которой ты говорила?

– Она, в отличие от леди в черном, носит белое, пусть и очень грязное, но это не ее вина.

– Она тоже стояла за спиной Тарквиния?

– Нет. Ей нравится свисать с потолка вниз головой.

По спине Келли побежали мурашки.

– Откуда ты все это знаешь, Сандра?

– Не знаю, – ответила девочка. – Я просто вижу их, а потом мне все становится ясно.

– Почему ей не нравится цифра девять?

– Давным-давно у нее было десять вещей, но потом она потеряла одну из них. Это причинило ей много боли, о которой она не любит вспоминать.

– Почему ей нравится стоять на потолке?

– Иногда она стоит так же, как мы, но и к потолкам тоже привыкла. Кто-то причинил ей сильную боль и опустил в какое-то темное и вонючее место, похожее на большую яму. Вниз головой. Так она и умерла, так что теперь видит все вверх ногами.

– Не понимаю.

Девочка поворачивается на своих качелях, хватается обеими руками за бортики и наклоняется назад так, что ее волосы касаются земли. После этого она, не разгибаясь, смотрит на ассистентку учителя.

– Вот так, – объясняет Сандра. – Она умерла, глядя на все вот так.

Наконец, когда отец и мальчик уходят, психотерапевт уединяется в своем кабинете со ста шестьюдесятью тремя книгами на полках. Она берет в руки небольшое устройство, которое использует для записи разговоров с пациентами, и нажимает несколько кнопок.

– Мама, – доносится из устройства низкий и мелодичный голос мальчика. – Помню, как она пела мне перед сном.

– Колыбельную? – слышит женщина свой собственный голос.

– Я не знаю названия песни. – Мальчик напевает.

На пленке что-то еще начинает гудеть.

Психотерапевт ахает и быстро выключает магнитофон. Какое-то время она колеблется, собираясь с духом, но затем снова включает запись. Мальчик продолжает напевать, но на этот раз никаких других звуков не слышно.