Может быть, Анника позвонила потому, что наконец-то готова раз и навсегда вытащить камешек из моего ботинка. Кроме того, сколько бы я ни расстраивался из-за того, как закончились наши отношения, я хочу знать, что у нее все в порядке. Хотя по тому, как она держалась, я чувствовал, что у нее все хорошо, но мне нужно знать, по-прежнему ли она взваливает на себя всю тяжесть этого бремени.

Кроме того, я бы не сказал ей «нет», потому что никогда не мог этого сделать.

Чикаго

Август 2001 года

Когда я подхожу к кафе, Анника стоит на тротуаре, переминаясь с ноги на ногу. Увидев меня, она сразу же останавливается.

– Доброе утро, – говорю я.

– Доброе утро.

На ней летнее платье, но в отличие от той одежды, что она носила раньше, эта сидит по фигуре. Мой взгляд притягивают ее узкие плечи и впадины на шее и ключицах.

– Идем внутрь?

– Конечно.

Анника делает шаг к двери, но колеблется, увидев, что в маленьком кафе собралась огромная толпа. Место встречи выбрала она, но время-то выбрал я, и, возможно, Анника предпочла бы встретиться раньше или позже, чтобы избежать толкотни. Если мне не изменяет память, в этом конкретном заведении есть просторный внутренний дворик, так что, возможно, столпотворение не имеет значения. Инстинктивно я протягиваю руку к ее пояснице, чтобы направить Аннику, но в последнюю минуту отдергиваю. Я был одним из немногих людей, чьи прикосновения она готова выносить. В то время ей нравилось чувствовать на себе мои руки, мое тело становилось ее личной подушкой – или одеялом безопасности.

Но так было много лет назад.

Мы подходим к стойке и делаем заказ. В колледже Анника бы попросила сок, но сегодня мы оба заказываем кофе со льдом.

– Ты уже завтракала? – спрашиваю я, указывая на витрину с выпечкой.

– Нет. То есть я не знала, позавтракаешь ли ты, поэтому немного поела, но не столько, чтобы считать это полноценным завтраком. Сейчас я еще не голодна.

Когда слова слетают у нее с языка, она смотрит вниз на свои туфли, а затем куда-то мне за плечо, в сторону бариста. Куда угодно, только не на меня. Я не против. Особенности Анники я воспринимаю легко – это как надеть разношенные кроссовки. Мне стыдно признаться в этом даже самому себе, но благодаря ее нервозности я всегда чувствовал себя непринужденнее.

Я пытаюсь заплатить, но Анника не позволяет.

– Ничего, если мы посидим снаружи? – спрашивает она.

– Конечно.

Мы садимся за столик, затененный большим зонтом.

– Ты прекрасно выглядишь, Анника. Еще при той встрече надо было сказать.

Она слегка краснеет.

– Спасибо. И ты тоже.

Из-за зонтика сразу становится прохладнее, и румянец на щеках Анники исчезает. Когда я поднимаю свой стакан, чтобы взять в рот соломинку, она прослеживает движение моей левой руки, и мне требуется секунда, чтобы понять, что она проверяет, есть ли у меня обручальное кольцо.

– Как поживает твоя семья? – спрашиваю я.

Анника выглядит довольной, что я начал с чего-то настолько нейтрального.

– У них все хорошо. Отец ушел на пенсию, и они с мамой много путешествовали. Уилл все еще в Нью-Йорке. Я видела его несколько месяцев назад, когда летала к Дженис. Она живет в Хобокене с мужем и их шестимесячной дочерью.

– Значит, вы поддерживаете связь?

Дженис всегда была для Анники чем-то большим, чем просто соседка по комнате, так что меня не удивляет, что их дружба все еще крепка.

– Она моя самая близкая подруга, пусть даже мы не так часто видимся. – Анника делает глоток кофе. – Ты живешь где-то поблизости?

– На Уэст Рузвельт-роуд.

– А я на Саут-Уобаш.

Нас разделяет всего десять минут.

– Интересно, сколько раз мы были близки к тому, чтобы столкнуться друг с другом.