ее боялась. Если отец вдруг задержится в городе, то и к ее, Лизы, дню рождения, чего доброго, не поспеет. Хоть и не зовут они гостей, но все же… Вон и тесто на пироги для праздничного обеда уже замесили. Что-то тревожит отца, но что – Лиза не могла понять.

– О чем задумались, милая барышня? – спросила Таисья, входя в садовую калитку. – Вечереет, не замерзли бы.

– Ничего, не замерзну… Тая, ты так много сказок знаешь и древних историй, скажи, может ли наш сад быть волшебным?

– Помню-помню, вы здесь птицу Сирин и птицу Алконост встречать собрались. – Тая улыбнулась. – По мне – все что хочешь волшебным может оказаться. Не угадаешь заранее.

– А что ты знаешь про Царя-Ворона?

– Ветров сын который? Так вы и сами все знаете. Ветрами повелевает. Дуют они с острова Буяна и достигают наших земель.

– Из Запределья приходят?

– Говорят, что так.

– А сын его, Ворон Воронович?

– У того в голове ветер. Девиц похищает, а иные и сами к нему идут. Женится, а жены его не старятся, долго живут, молодыми умирают. А он едва одну схоронит, уже другую берет.

– А сам живет до сих пор?

– А что ему сделается? Его-то век бесконечный, и сколько девиц у него уже побывало… Ах, незадача!.. – Тая, нахмурившись, смотрела на рукав своей рубахи. – Порвала, наверное, за гвоздь в калитке зацепила. Ох, как же…

– А зашить по-прежнему боишься? Машу попроси, скажи, что я велела.

– Смеются девушки надо мной.

– Ну и глупые, что смеются. Я читала, бывают разные непонятные страхи у людей. Кто чего боится. Ты вот иголок… ладно, я тебе новую рубашку подарю.

– Да я попрошу зашить… как прикажете, – Таисья вымученно улыбнулась и перевела разговор на другое. – А что это вы, Лизавета Алексеевна, сказками про воронов интересоваться изволите?

– Да так… Ветер в них, говоришь?.. Против ветра силы нет.

– Ну как же нет. Это мы, люди, не можем обуздать могучий ветер и птицу достать с неба, а с волшебством-то все можно.

– Расскажи!

– Камень есть, самый-самый сильный, Алатырь, из-под него Синь-река течет и, незримая, впадает во все моря, что есть на свете. И вот Алатырь, белый камень, хоть ветер притянет, хоть облако или птицу. Да все, что по небу летает. Притянет и не отпустит. Не просто так, конечно, слова особые знать нужно.

– Так где он, тот Алатырь…

– До него добраться и правда непросто, но ходят по миру осколки… вот над ними-то и ворожат.

– Откуда ты все знаешь, Тая?

– Старух люблю слушать. Так что, барышня, идете в дом? Кузминична гневается.

– Отец свою нянюшку словно маленький боится, – звонко засмеялась Лиза. – Ладно, не стану сердить старушку. Да и книгу нашла интересную у папеньки в шкафу. Так что и правда, идем, Таичка.

* * *

Проводив барышню в ее комнату, Таисья принесла ей малинового чая с крендельками, а потом, уже по темноте, прошла через яблоневый сад в примыкавшую к нему дубовую рощицу.

Когда вышел к ней навстречу высокий человек в мужицкой одежде, Тая запричитала:

– Да что ж житья от вас нет, окаянных, уж думала все, оставили Москву, так не увижу больше рожу твою пакостную… А вы и сюда добрались!

– Тихо, девка, – цыкнул на нее Шатун. – Скажи спасибо, что с тобой мы еще по-хорошему. Слушай, короче. Надо нам, чтобы барышня твоя через час была на этом вот самом месте, а в доме о том чтоб ни-ни! Как ты это уладишь – твоя забота. Не сумеешь – хуже будет обеим.

В темноте глаза Таисьи как-то злобно блеснули.

– А знаешь что, медведь-шатун. Не исполню я твоего приказа. Довольно и того, что я тебе в Москве про Лизу лишнее болтала. Она девушка добрая. А добра я мало от кого видала.

– Так больше и не увидишь, – усмехнулся Шатун, степенно поглаживая бороду. – Нешто она при себе держать тебя станет, когда узнает, кто такая ее горничная? А ежели все узнают? Дом господ Измайловых за версту обходить станут!