Выкручивается из моих рук и пишет на листочке:
“Я приготовлю. Можно?”
- Если хочешь, готовь. Приправы на верхне полке справа.
Снова кивает и начинает энергично хозяйничать. Устраиваюсь поблизости, подпирая плечом обшитую деревом стену, и наблюдаю. Бабочка порхает, как будто попала в свою стихию. Быстро разбирается с индукционной плитой и кранами, ставит воду. Находит специи, достает целую кучу. Я бы ограничился лаврушкой и перцем, но здесь, кажется, работает мастер.
Ловлю у себя на лице улыбку. Приятно, когда для тебя готовят. Давно такого не было. Нет, на этой кухне побывала уйма женщин: жены друзей и деловых партнеров, тетя Маша. Но никто не готовил здесь только для меня, хотя именно для этого была сделана кухня. Чтобы моя жена готовила здесь для семьи вкусные обеды, пекла оладьи по выходным и печенье.
В общем, когда-то я был мальчишкой, мечтающим об идеальной жизни. Дом от пола до потолка, от занавесок до ковриков - воплощение этой несбывшейся мечты.
Бабочка
У меня все еще мурашки по коже от его слов. Готовлю на автомате. Не знаю почему, но эти занятия в пансионе мне всегда нравились. Всё получалось как-то само собой, я ни разу не пересолила суп, у меня не убегало молоко и не склеивались маракорны. Просто чуйка и всё тут.
Вот и сейчас, всё по наитию. Специи, соль. Мысли же далеко. Хороший мужчина должен заботиться о женщине. Нам никогда об этом не говорили в пансионе. Может, это правило его дома? Прежний Хозяин прислал мне свои, у этого могут быть другие.
Мне они пока нравятся, как и каре-золотистые глаза, смотрящие в самую душу. Будто насквозь видят. Его пальцы, которые держали меня за подбородок, тоже нравятся. А еще мне нравится на него смотреть, хоть и нельзя. Изучать лицо, каждую черточку.
Хочется взять альбом и зарисовать каждую волосинку на голове, длинные ресницы, скулы и подбородок, ровный нос и улыбку. Она у него хорошая. Кошусь краем глаза и вижу, как приподняты уголки губ, морщинки вокруг глаз и чуть видно белые ровные зубы.
Интересно, если я попрошу альбом и карандаши, он не будет против?
***
Ох, не так меня учили, но я была так голодна, что буквально проглотила свою порцию пельменей и чуть не обожгла язык чаем. Тепло по телу.
Олег, к моему стыду, ел спокойно и с удовольствием. Смакуя, кажется, каждую пельменину то ли сознательно, то ли просто так привык. Почувствовала себя неловко за обжорство.
Мы сидели на диване рядом, ели молча. Поймала себя на том. что опять втихую его разглядываю, одной рукой таская маленькие шоколадные печеньки из вазочки на столе.
- Очень вкусно, я бы так не смог, - улыбнулся мужчина, отодвигая в сторону пустую тарелку.
Ура! Он доволен! Теперь меня поцелуют? Я же справилась. Заслужила. Или нет?
Олег ничего не делает, просто собирает тарелки и относит в посудомоечную машину, потом возвращается ко мне.
Снова жду. Смотрю чуть ниже его лица, чтобы не разозлить.
- Ты можешь смотреть на меня, Бабочка. В этом нет ничего страшного. Все люди смотрят друг на друга, это не запрещено законом, - снова улыбается.
Садится на диван рядом. Нет, невозможно. Я хочу ближе. Собираю внутри себя смелость, ложусь на диван и кладу голову ему на колени. Хотя бы так. Я заслужила, чтобы меня погладили?
Мадам Аида говорила, что Хозяева могут трепать по голове, если довольны. Нас на занятиях тоже иногда гладили за послушание, мне нравилось.
Тяжелая рука на волосах. Медленно гладит спутавшиеся, все еще чуть влажные после душа, светлые пряди, а я млею. Растекаюсь лужицей на его коленях, от его брюк почему-то пахнет алкоголем. Нас учили в нем разбираться, чтобы не подвести Хозяев. Виски. Хороший, выдержанный и совершенно точно дорогой.