– Ну, – протянула я, – расскажи мне о свадьбе.

До знаменательного события оставалось три месяца. Они поженятся в Греции, на острове Парос. Там есть аэропорт; ну как аэропорт – просто низенькое здание, будто лачуга, да бетонная взлетная полоса.

В детстве Ана приезжала туда на каникулы и уже тогда безапелляционно заявляла отцу, что ее свадьба состоится здесь, и только здесь. Ей нравилась белая церквушка на вершине горы – на пике мира, как ей чудилось тогда. С наступлением сумерек оттуда был виден каждый огонек на острове, будь то машина или дом. Ана представляла, как какая-нибудь пара возвращается домой с ужина в автомобиле и по дороге выясняет отношения или же как одинокая вдова, лежа в постели, протягивает руку, чтобы выключить светильник перед сном.

– И всегда такие вот печальные картинки, – пояснила Ана. – Я была очень меланхоличным ребенком. – Она оторвала взгляд от неба, словно вспомнив, что рядом нахожусь я, и добавила: – Но без всяких на то причин.

– Я уже забронировала билеты. Жду не дождусь, – сказала я.

– Ты по-прежнему можешь приехать с кем-нибудь, если хочешь.

Я рассмеялась.

– Ну, если я успею закрутить с кем-нибудь роман – времени-то осталось всего ничего.

– Ты в любом случае не будешь одна. Далила тоже приедет.

– Да уж. Интересная выйдет встреча.

Даже в темноте я заметила, как Ана будто вспыхнула от неловкости. Ей очень хотелось бы, чтобы все мы, веселые, наряженные в шифон, сидели на церковных скамьях, на половине жениха. А что в итоге? Эви и Гэбриел не приглашены вовсе, а я и Далила не разговариваем. Мы с Эви долго изучали список приглашенных и вместе с тем открывали, насколько корыстолюбив Итан. Пришли к выводу, что ее место займет или член парламента, или же председатель благотворительного общества.

– Кто-нибудь до такой степени полезный, что никто не захочет сидеть с ним рядом, – заметила Эви, умолкла на мгновенье, а потом пожала плечами: – Ну, мы, в общем-то, и не дружили никогда.

– Лекс…

Ана подняла ладонь и потерла пальцами, словно пытаясь схватить в воздухе нужные слова.

– Иногда, – продолжила она, – мне просто становится интересно…

Она пристально смотрела на кухню в другом конце сада – пустую, утопающую в мягком свете. Наконец-то стало прохладно. Над нашими головами, сталкиваясь друг с другом, раскачивались на ветру дубовые ветки, и казалось, будто они пьянее нас. Ана поставила на землю бокал и вытерла слезинки в уголках глаз.

– Извини, – сказала она.

– Ничего, – ответила я.

– С Итаном непросто. Во всем у него должен быть успех. Школа, презентации, благотворительные дела. Наша свадьба. Ты знаешь, что он плохо спит, так ведь? Я проснусь среди ночи, а он читает или работает. И так было с самого начала. Сейчас я часто слышу, как он бродит по дому. А днем он, бывает, вдруг закрывается, и между нами образуется стена… и я не могу через нее перебраться. Не понимаю его. Мне достаточно, когда мы с ним счастливы вдвоем. Но для него все иначе.

– Успех любой ценой, – кивнула я.

– Да. Именно так. И человека, который по ту сторону стены… Я боюсь, что совсем не знаю его. Порой, когда, например, я задам какой-то глупый вопрос или скажу, что подготовиться к собранию можно и утром, он так на меня посмотрит… мне кажется, это кто-то другой, просто с лицом Итана. И… – Она рассмеялась. – Не могу сказать, что этот человек мне сильно нравится.

– Он когда-нибудь рассказывал тебе о нашем детстве?

– О чем-то рассказывал, – ответила Ана, – а о чем-то нет. И, знаешь, я отношусь к этому с уважением. Я ходила на его выступления. Знаю, сколько он выстрадал. Мне бы только… нашлось бы хоть что-то, что помогло бы мне его понять. Заставлять мне его говорить или нет? Можешь ли ты подсказать?