Естественно, в этот период, когда это было просто необходимо, я и думать забыл

о проблеме поиска опекунов. Всё это сидело во мне и грызло изнутри, но трезво

об этом размышлять я никак не мог. Меня било по лицу собственная

беспомощность и некчёмность. Последний раз, когда я был дома, в глаза, первым

делом бросились разбитые вазы и посуда на полу, переломленный пополам

журнальный стол из дерева и много перьев. Перья были везде: в комнате, на

кухне, в ванной и даже во дворе.

Как – то мой учитель сказал, что лучше выпускать злость, чем копить её

внутри. Ну и в один из таких дней, когда злость и ярость внутри сдерживать уже

было невмоготу, я схватил, лежавший на столе большой кухонный нож, замахнулся и ударил, слава богам, не себя, а подушку. Я бил по ней, пока комната

не наполнилась перьями, в такой зловещей и жуткой тишине, что слышно было

только моё дикое дыхание и звук разрывающийся ткани. Я брал подушки одну