– Ты гадкая и жадная девочка, – говорю я Саше.

– Я не буду с тобой водиться, если ты ругаешься, – отвечает она, плача.

13 июля 45.

Саша ест булку с маслом. Подходит Галя:

– Ты что кушаешь?

Саша делиться не хочет. Поэтому она предусмотрительно отвечает:

– Это гадость. Невкусно.

Берта Львовна воспитывает двоих чужих детей. Они любят ее, слушаются. Галя постоянно у них и принимает участие во всех делах – дежурит (убирает, моет посуду), играет, занимается.

Сказала мне вчера:

– Почему ты не разрешаешь мне много бывать у тети Берты? Ведь она делает меня хорошей. Даже тетя Оля (няня) говорит, что я стала хорошей.

28 июля 45.

Читаю Саше книжку. Там стихи:

– и нарисован мальчик с яблоком в руках.

– А почему он не дает мне яблочка? – спрашивает Саша, улыбкой намекая на то, что понимает всю вздорность такого вопроса. Но с надеждой в голосе – чем черт не шутит? – вдруг бумажный мальчик раздобрится!

Галя укладывает Сашу спать, раздевает ее. Сашка пищит, хохочет, бегает от нее по комнате. Самовлюбленно восклицает:

– И что я такая баловница!

Галя при этом проявляет неожиданную для меня начитанность: – Ты, – говорит она, – как в «Обломове»: дрыгаешь ногами, не даешь ботинок снять.

Припоминаю: она зимой читала в какой-то хрестоматии отрывок «Сон Обломова».

Галя плохо подмела комнату, оставила много сору.

– Будет у тебя жених рябой, – говорю ей то, что говорили мне в таких случаях в детстве.

– А я никогда не женюсь, – отвечает она. – Все мужья злые, мне их не надо.

Галя: – Мама, в каком классе будут объяснять, как дети родятся?

(Вот ведь какая проклятая проблема!)

31 июля 45.

Саша собирает малину, тщательно разыскивая только красные ягоды. Когда делится со мной (отколупывая какие-то микроскопические дольки), то восклицает со смесью тоски и восхищения:

– Ой, какая я не жадная, какая я не жадная!

Иногда, прежде чем поделиться, спрашивает с надеждой: «Мама, ты ведь не хочешь?»

30 августа 45.

Десять дней назад – 19 августа – Саша упала со второго этажа дачи в пролет лестницы. К счастью, вниз спускался Григорий Давыдович Плинер, на фетровую шляпу которого и обрушилась Саша. Когда я выскочила на шум и крики в коридор, то в темноте нащупала Сашу на полу. Она лежала навзничь, раскинув ручки, и не кричала, а стонала. Я подняла ее, внесла в комнату – правый глазок у нее скосился, а личико было изжелта-бледное. Мы побежали к врачу. Он осмотрел Сашу, заставил ее пройтись, спросил, как все случилось.

– Я шла, – сказала она. – И упала. И было больно.

Глазок у нее стал на место, она перестала стонать, только выглядела очень усталой и хотела спать. Врач велел ждать – сутки решат, не будет ли мозговых явлений.

Мы ждали. Все обошлось.

А упала она потому, что Шура в этот вечер привез ей новые ботиночки – они скользили. (Все это знали, а проводить не могли. А.Б.)

Когда Григорий Давыдович приехал снова, Саша предложила ему:

– Дядя Гриша, надень шляпу и иди по лестнице, а я опять на тебя упаду.

А между прочим, не спускайся дядя Гриша в тот час по лестнице, неизвестно, чем бы все кончилось.

Шура привез Саше игрушку.

– А Галечке? – спросила она тотчас же.

– Будете играть вместе, – ответил он.

– А Леночке? – спросила она опять.

– Папа, он не привез мне слона!

– Кто «он»?

– Ты.

2 сентября 45.

Берта Львовна говорит Саше: – Вот и лето кончается… Как же мы будем с тобой друг без дружки?

– А я хочу с дружкой, – отвечает Саша.

Саша настаивает:

– Лена, давай играть: ты будешь немец, а я русская.

Лена не согласна. Саша возмущенно жалуется мне:

– Мама, ну скажи ей.