– Ну, да… как в темноте окажется, так, говорит, целым роем вокруг нее вертятся.

– Пьем? – брезгливо спросил Шмыга.

– Я иногда балуюсь вином, но моя баба ни-ни. Я думаю, с головой у нее плохо…

– Почему?

– Как сына похоронили в прошлом году, так крыша поехала. После сорокового дня стала видеть чертенышей. Ну, так она говорит. Сам-то не видел, не знаю, кто там около нее крутится.

Он даже выдавил из себя скрипучий смешок. Однако видно было, что ему не до смеха.

– К врачам ходили?

– Выгнали ее с диспансера. Говорят, настоящих больных хватает, чтоб еще с фальшивыми возится… Выписали снотворного разного, пьет… Не помогает, ночами не спит, сидит при свете и дрожит. Говорит, они из темных углов к ней лезут.

– Мда-а, – прокряхтел Шмыга. – Я советую вам все-таки сводить жену к психиатру. У меня есть телефончик хорошего врача. Примет в частном порядке… У нас понимаете, агентство по несчастным случаям, вот если бы она упала и ногу сломала, или обварилась, или машиной ее задело, тогда да, помогли бы…

Гаврилин помялся, ему явно не хотелось уходить с пустыми руками.

– Может, зашли бы к нам, я заплачу… Экстрасенса вызывали, с рамкой походил, так две недели спокойно спала. Нормальная ведь баба, не психованная, на стены не лезет, по хозяйству управляется.

Шмыга решил попробовать последнее средство.

– Аванс – четыреста… четыреста пятьдесят рублей. Плюс стоимость билетов на электричку.

Сергей Георгиевич суетливо полез в пиджак, достал мятый целлофановый пакет, долго шуршал им.

– Картошку возил на рынок, – объяснил он, – заодно к вам решил зайти…

Отсчитал несколько мятых бумажек и положил на стол, разгладив ребром ладони.

«М-да, действительно баба допекла», – подумал детектив, убирая деньги в стол

– Отчего сынок умер?

– Как раз по вашему профилю, несчастный случай, – повеселел Гаврилин, – с велосипеда упал и головой о бордюру. Видели, что с кем-то стоял, вроде как его толкнули, но участковый криминала не нашел. Побоев не было, да и кто мог обидеть его в нашей Гордеевке… Квитанции выписываете?

– Да, конечно, – Иван Петрович достал заранее пропечатанные приходные ордера, вписал сумму и по линейке оторвал корешок. – Возьмите.

– Галине Васильевне покажу, а то наезжает, мол, равнодушный, плевать тебе на меня… Вы все-таки думаете, болезнь, да?

– Поговорить с вашей супругой надо, – уклончиво ответил Иван Петрович. – Адресок оставьте, завтра к обеду зайду. А сейчас, извините, – широко улыбнулся он, – мне пора.

Часы показывали четверть одиннацатого. Если вынос тела кошатницы в двенадцать, то нужно выдвигаться.

– Понял, понял, – вскочил Сергей Георгиевич. – До свиданья, спасибо вам.

– Не за что пока. Минутку! Вы когда сюда шли, ничего особенного не заметили? Может, долго на остановке стояли, может, пьяный прицепился, какая-нибудь неприятность вдруг появилась…

– Ничего не было, – остановился в дверях Гаврилин, – нормально доехал, правда, на вахте у вас баба не пускала, к кому, да к кому… Она у вас всегда такая вредная?

– Нет, – ответил задумчиво Шмыга, – не всегда.

Санитарка возила по рваному линолеуму реанимационной мокрой тряпкой так, словно хотела собрать и выплеснуть вместе с грязной водой всех больных, находящихся в этой палате.

– Бабуля, ты осторожнее, – не выдержал Шмыга, когда та задела стойку капельницы и бутылочка с темной жидкостью качнулась в держателе. Все же это его кровь. Когда он вошел в токсикологический центр и отрекомендовался младшим братом Надежды Сергеевны, заведующая тут же спросила его, какой группы у него кровь. Она оказалось той же, что у Бурцевой. И сейчас Иван Петрович с перевязанным локтем сидел у постели Надежды Сергеевны, терпеливо ожидая, когда санитарка отойдет и можно продолжить шептаться.