– Я поняла.
– Поймите и то, что после той истории я изменилась тоже. И думала, что когда у меня будет ребенок, то из кожи вон вылезу, то у него все будет. Только, не совсем и не всегда так получается. И вы можете понять мое состояние, когда…
– А сколько дочке сейчас лет?
– Поздняя она у нас. Сейчас её четырнадцать.
– Трудный возраст.
– Не то слово, и каждое ее «купи» возвращает меня в прошлое. Последние слова Кости, понимаете? И мамино чувство вины потом. Мне трудно. Трудно жить. Можно это поправить?
– Попробуем, – сказала я. – Обещания в нашем деле нельзя давать. Но попробуем.
Подружка с Донбасса
Девочка за стенкой появилась неожиданно. Позже Валя узнала, что квартиру сняла семья с Донбасса. Глава семьи привез мать, жену и дочку, помог им устроиться, да и уехал обратно.
У Вали был трудный период – она рассталась со своим молодым человеком, а на работе чувствовала себя космонавтом, который высадился на самую недружелюбную планету во вселенной. Ещё та атмосфера, короче. Токсичная, ядовитая.
Зима казалась бесконечной, а морозы ещё более холодными. Ещё была ночная тишина, накрывавшая квартиру Вали, словно погребальным покрывалом, и прерывалась она лишь на время, негромким шумом холодильника.
«Тихий район – это не всегда хорошо», – думала Валя, закутываясь в одеяло.
Ей очень хотелось завести собаку или кошку, но некому было смотреть за ними, пока она была на работе. А ночная тишина всё больше и больше пугала её. Она отличалась от похожей, но всё-таки другой тишины, из детства, из деревенского дома бабушки, к которой она приезжала на каникулы.
«Там хоть мышка скреблась, – вспоминала Валя, – а иногда и сверчок пел. И сам дом, что-то в нем… поскрипывало?»
Валя, конечно, пыталась смотреть телевизор, оставляла его включенным, но однажды проснулась от страшного сна и поняла, что это новости проникли в её сон, став его частью.
«Только снов мне таких не хватало. Всё против меня…», – сказала она сама себе вслух и пошарила рукой по тумбочке в поисках пульта. Наткнулась на плеер, взяла его, надела наушники. Послушала минут десять и выключила.
«Нет такой музыки, которая соответствует моему состоянию, – решила Валя. – Если подумать, то ничего страшного у меня не произошло. Я просто одна. А я так не привыкла. А музыку, похожую на размазню или не пишут, или я не знаю такой музыки, но надо бы поискать…»
Вале было очень плохо, но однажды ночью она, уже привыкшая к этой давящей тишине, чуть не подскочила на кровати. У неё заколотилось сердце.
В стенку кто-то постучал. Негромко, но и не тихо. Валя замерла. Потом – снова раздался стук, а потом детский плач. Плакала девочка.
Уфф…
Валя облегченно выдохнула. Это всего лишь девочка. В пустующую квартиру вселились жильцы. Так получилось, что кровать Вали и кровать девочки стояли рядом, разделенные лишь стенкой, а сами знаете, какие стенки в «хрущёвках».
Тишина убежала из квартиры Вали. Днем девочка за стенкой бегала, веселилась, иногда капризничала, а ночами – плакала.
А у Вали было плохо со слезами. Она их ощущала, но… Как нерастворенную влагой едкую корку, на сердце. А плакать хотелось. И девочка помогла Вале, очень быстро и она разрыдалась. За компанию и плакать проще, да? Даже рыдать. Вот Валя и разрыдалась так, что ноющая девочка за стенкой сразу притихла. Валя сходила в ванную, умылась, вернулась и накрылась одеялом, с головой. И тут в стенку постучала девочка, тихонько. Валя улыбнулась и сама удивилась этой улыбке… Она протянула руку, взяла с тумбочки баночку с каким-то кремом, и… Тихонько постучала в ответ. И прислушалась, ожидая ответа…