– Почему вы не спросили сразу?

– Я спросил, потому что из ваших слов сделал вывод, что вы должны были быть с Викторией. Обязательно должны были.

– Я хотела. – Нарцисс отвернулась и быстро смахнула слезу. – Это и есть моя ошибка, Феликс, я не подготовилась как следует. Я не узнала, где живёт Вика, а за пару дней до четырнадцатого февраля она перестала отвечать на мои звонки. У вас есть её телефон?

– Да.

– На нём вы увидите то же самое. – Нарцисс разблокировала смартфон и показала Феликсу экран с пятью десятками оставшихся без ответа вызовов. – Вика не хотела со мной говорить, а я не знала, как её найти. А теперь не знаю, как убедить себя в том, что не виновата в её смерти.

Красная маска приснилась Феликсу перед пробуждением. Однако этот сон, в отличие от истории со стариком, не был наполнен ощущением реальности происходящего: Вербин понимал, что видит сон, в котором он был экспертом-искусствоведом в крупном аукционном доме, и маска вызывала у него исключительно профессиональный интерес – Феликс внимательно её рассматривал, фотографировал, описывал короткими заметками в записной книжке, и даже когда маска неожиданно распахнула глаза и произнесла: «Однажды…», не испугался, а лишь уточнил в конце исписанной страницы: «Говорящая…»

После чего проснулся и долго лежал в кровати, пребывая между сном и явью, думая о чём-то и мгновенно забывая, о чём думал. Пока не сообразил, что разбудила его не распахнувшая глаза маска, а перезвон будильника, который не прекращался всё то время, что Феликс пялился в тёмный потолок, выдал короткое:

– Чёрт!

Подскочил с кровати и бросился в ванную – времени до встречи с Анзоровым оставалось впритык.

Сначала следователь хотел увидеться утром в понедельник, но Феликс напомнил о совещании, которое никак не мог пропустить, и услышал в ответ, что можно пересечься в воскресенье. Весьма неожиданное предложение, учитывая, что Анзоров терпеть не мог работать по выходным. Но ещё больше Вербин удивился месту встречи, которым стала небольшая кофейня на севере Москвы – Анзоров сказал, что будет возвращаться с дачи и ему удобно увидеться там. Возможно, следователь действительно жил неподалёку или проезжал по этой улице по дороге из пригорода, но припомнив несколько известных ему фактов, Феликс предположил, что удалённая кофейня выбрана по другим причинам. Однако с вопросами торопиться не стал, решив послушать, как поведёт разговор Анзоров.

Что же касается следователя, то выглядел он по обыкновению чуточку отстранённым, ненавязчиво демонстрируя, что, несмотря на неофициальный формат встречи, это не посиделки старых друзей, а Вербин явился с докладом.

Есть не стали. Проспавший Феликс, конечно, позавтракал бы, но поскольку следователь от еды отказался, тоже ограничился большой кружкой чёрного кофе. Анзоров же тянуть резину не стал и сразу поинтересовался:

– Что скажешь о деле Рыковой?

– Скажу, что о нём пошли слухи и Викторию у нас называют «Девочкой с куклами».

– Дело «Девочки с куклами»? – уточнил Анзоров.

– Дела пока нет, – напомнил Феликс. – Саму Викторию так называют.

– Поэтично.

– Такой её увидели.

– Поэтично и звучно.

– Название понравится журналистам, – обронил Вербин. – К тому же, уверен, скоро слухи выползут за пределы Системы, и они начнут расспрашивать знакомых сотрудников о «Девочке с куклами».

– И что знакомые сотрудники будут им отвечать? – поинтересовался Анзоров, который прекрасно понял намёк, но сделал вид, что пропустил его мимо ушей. – Там самоубийство?

Феликс промолчал, уверенно глядя собеседнику в глаза. Следователь поморщился, а потом улыбнулся: