– Что ты имеешь против смеха? – она продолжала хихикать, как ни в чём не бывало.

– Смех – это одна из ненужных эмоций, которая мешает сосредоточиться на том, что жизнь ужасна, – буркнул я, не задумываясь над логикой составленного мной предложения.

– Но зачем на этом сосредоточиваться? – она качнула плечами и ускорила шаг, обогнав меня.

Её ответ был совсем не таким, как можно было ожидать. Я пытался вывести Нику на спор, но у меня не вышло. Эта фраза, произнесённая абсолютно спокойным и размеренным голосом, отсылала меня в свои мысли, вести дискуссии с самим собой. Наконец, вернувшись из подсознания, я стал узнавать строения вокруг меня. По мою левую руку была расположена школа, в которой я учился на протяжении последних двух лет. Свет был выключен в каждом из сотни кабинетов. Это здание останется заброшенным до утра, пока дети и учителя, которые так любят издеваться надо мной, вновь не заполонят школу. Теперь же только в будке ленивого охранника можно было разглядеть слабые блики, исходящие от старого маленького телевизора.

Ника отстранённо шла впереди, а её красный шарф развевался через всю дорогу. Она залезла на бордюр, расставила руки в стороны и пошла, балансируя на нём и громко смеясь. Я смотрел на неё как на повёрнутую пациентку психиатрической лечебницы, которой удалось выбраться на свободу. Я следовал за ней и не понимал, зачем делаю это. Она будто загипнотизировала меня, прочитав заклинание. Такое странное сочетание, как белое платье и длинный алый шарф, с которым она постоянно перекидывалась парочкой фраз, придавали её образу ещё больше сумасшествия. В тысячный раз услышав неразборчивый шёпот, я уже не смог молчать.

– Что ты сейчас сказала ему? – спросил я, не сдержавшись. Я довольно терпеливый по своей натуре, но здесь мои силы начали иссякать. Да у любого закончатся все нервы после пяти минут, проведённых с этой девчонкой.

– Я спросила, не холодно ли ему, – взглянув на меня, ответила Ника.

«Ха-ха, очень смешно», – подумал я, закатив глаза. Я сделал глубокий вдох, а потом выдох, вцепился руками в свою коляску и пытался хоть немного успокоиться. Это было моим беспроигрышным алгоритмом в таких ситуациях, но, видимо, в этот раз в системе произошёл какой-то сбой.

– Как шарфу может быть холодно? Как вообще можно разговаривать с шарфом?! – воскликнул я, пытаясь остановить отдаляющуюся от меня девушку.

– Это не просто шарф. Он мой друг, – гордо заявила Ника.

– Ты издеваешься. Признайся уже, издеваешься, – говорил я сквозь зубы, смотря на Нику исподлобья. – Это больше не смешно, – сказал я, изо всех сил стараясь подавить в себе ненужную агрессию. Ведь если подумать, Ника была совершенно невиновна.

– Ты держишь меня за дурака, не так ли?! – продолжал кричать я. – Даже мои сны считают меня безмозглым!

Моя речь вновь была прервана знакомым рингтоном будильника. Я нажал на кнопку «отбой» на экране телефона, чтобы этот нещадный звон в моих ушах прекратился. Я нехотя сел и провёл ещё несколько минут, тупо уставившись в случайно выбранную моим мозгом точку на одной из серо-голубых стен комнаты.

Из моей головы никак не хотела уходить Ника, которую я так старательно оттуда прогонял. Точнее даже не она, а то, что я сказал ей вместо прощания этой ночью. Похоже, после той ссоры меня стала грызть совесть. Если честно, я никогда не понимал значение этого слова в полной мере. Совесть, совесть… Звучит странно, не так ли? Также я не понимал и до сих пор не понимаю, зачем она нужна. Это лишь безделушка в нашем сознании. Она бессмысленна, как и множество других человеческих эмоций, которые мешают думать рационально. Чувство, которое заставляет истязать самого себя. По мне, какая-то глупая придумка. Я знал, что это такое, но как-то абстрактно. Я никогда не испытывал это на собственной шкуре. Разве что только, когда съел всё рождественское угощение в семь лет, но мне не кажется, что моё теперешнее состояние можно сравнить с тем инцидентом. Скорей всего, я просто боялся, что меня поругают. Но ведь сейчас мне нечего бояться…