4. Глава 4

Эльвира. Несколько тысячелетий назад

- Тиша, Тиш… там кто-то ходит… Мне страшно!

- Блин, мелкая, это соседи на машине приехали. Спи, давай… - Мальчик, который почему-то вдруг стал моим братом, играл в телефон под одеялом, пока наши родители не видели. Я ему, конечно же, всегда мешала. Порой казалось, что он меня ненавидит. Маму мою любит, а меня — нет.

- Я боюсь… - Я всегда чего-то боялась. Но раньше, когда оставалась одна дома, а мама уходила на работу, пожаловаться было некому. А тут был хотя бы Тиша. Его я тоже боялась немного, но не так, как всего остального. Он был живой. Можно потрогать и убедиться, что это не чудовище. Он часто на меня ругался, но больше ничего плохого не делал.

- Как ты меня достала, мелкая.  - Он со вздохом откладывал телефон в сторону, приподнимал край одеяла. - Залезай ко мне.

И я пряталась под его одеялом, как будто в самом надежном убежище. Засыпала быстро и спокойно. Никакие ночные кошмары не тревожили…

- Тиша, Тиш… А когда придет мама? - я пытала его этим вопросом уже который день. Больше было некого спрашивать. Тишкин отец рано уходил на работу и возвращался очень поздно. Тишка отводил меня в сад и забирал оттуда вечером. Мама почему-то не приходила больше…

- Никогда. Просто запомни: она никогда не придет. Все. - Он в последние дни почему-то был злым и грустным постоянно. Даже когда я говорила, что боюсь, не звал к себе. Садился рядом и гладил по голове, как будто взрослый.

- Почему не придет? Она уехала, да? - я помнила, как мама уезжала надолго. Я жила тогда у соседки бабы Томы. Но баба Тома всегда обещала, что мама вернется скоро. И она возвращалась. Почему Тишка не мог сказать так же, как баба Тома? Что ему, трудно, что ли?

- Да. - Он вздыхал очень тяжко. Так, словно очень-очень старый. Или как его отец, когда тот усталый приходил с работы. Только еще немного тяжелее… - Она уехала. И больше никогда не вернется.

- Куда уехала? - Еще тогда, совсем маленькая, я умела довести до белого каления своими вопросами. Так всегда говорила мама, а отец Тишки ее поддерживал. Я не понимала, в чем проблема: неужели сложно ответить ребенку, если он спрашивает?

- На тот свет. - Наверное, он понял, что мне ничего не ясно, и я сейчас снова начну доставать. - На небо улетела. Так проще?

- Нет. - Я помотала головой в надежде, что он еще немного объяснит.

- Люди умирают, мелкая.  Их просто нет больше. Вот и твоя мама. Она умерла и уехала на небо. Больше не вернется к нам.

- Ты врешь! Ты все врешь! Мамы не умирают! Так не бывает! Ты дурак! Ты все обманываешь! - Я набросилась на него с кулаками. Била ногами, рыдала и кричала. Скандалила. Надеялась, что он поймет, что нельзя так обманывать человека, и скажет мне, наконец-то, правду.

- Не обманываю, Эля. - Он даже не отбивался, как обычно. Не давал сдачи, от которой я могла отлететь в сторону как котенок. Обнял меня и прижал крепко-крепко. - Твоей мамы больше нет. Нашей мамы…

Я всегда обижалась, что мою маму вдруг пришлось делить с ним. Была всегда только моя, а стала вдруг общая. Я-то его отца звала просто дядей Гришей, а не папой. Тихону не надо было делиться, почему я должна была?!

Но в тот момент мои детские мозги почему-то поняли: Тишке сейчас тоже плохо. И он скучает не меньше моего. Просто он почти взрослый, и это не показывает. А так бы, может, и поплакал вместе со мной, но ему уже просто нельзя так делать.

- А твоя? Твоя мама, настоящая, она тоже умерла?

- Нет. Она нас бросила.

- Это как? Разве мамы бросают детей? - В тот момент, наверное, из меня начало утекать детство. Слишком много откровений для неподготовленной души.