Волшебник Алеша обвязал кота Ваську поперек живота, стараясь, чтобы было и не туго, и надежно.

Девочка удивленно следила за каждым шагом Кати, за каждым отпечатком ее ноги на снегу.

– Меня зовут Катя. А тебя? – спросила Катя.

– Меня? Глазастик, – ответила девочка.

– Я почему-то так и думала. – Катя улыбнулась.

– Что это? – воскликнула Глазастик. Она смотрела на Катю растерянно, изумленно.

– Что? – переспросила Катя. – Ты о чем?

– У тебя на губах, – попробовала объяснить девочка, – как будто расцвел цветок! Чудесный цветок. На губах… Я никогда не видела.

Глазастик робко протянула руку, тронула холодным пальчиком Катины губы.

– Как это ты делаешь? Я так не могу.

Катя вопросительно оглянулась на волшебника Алешу. Тот, чуть нахмурившись, прислушивался к их разговору.

– Это она про твою улыбку, – негромко сказал он. – Странно. Похоже на то, что эта девочка не умеет улыбаться. Неужели? Девочка без улыбки…

Между тем совсем стемнело. Крыши домов слились с небом, и, словно повисшие в бархатной пустоте, ярче засветились окрепшие огоньки свечей.

– Какое у вас тут все чудное, – не выдержала Катя. – Ты в каком классе учишься?

– Погоди, погоди, Катя, – мягко остановил ее волшебник Алеша. Он к чему-то прислушивался. – Пока не надо лишних вопросов.

Послышались голоса. Где-то в конце площади мелькнул и закачался свет. Шли с фонарями.

– Это королевские сборщики улыбок, – вздрогнула Глазастик. Она торопливо подняла со снега платок и вся закуталась в него.

– Как? Как ты сказала? Сборщики улыбок? – не веря своим ушам, переспросил волшебник Алеша.

– Идемте со мной. Идемте… – пугливо оглядываясь, проговорила Глазастик.

Она заспешила через площадь, маня их за собой.

Глазастик ступала легко и неслышно. Маленький башмак свалился с ее ноги, и она нетерпеливо сунула в него ногу.

– Скорее, скорее… – обернулась Глазастик.

Они свернули в переулок. Здесь дома были пониже, огоньки в окнах домов попадались не так часто.

Мимо них прошел бедно одетый человек с мешком за плечами. Он шел опустив голову, погруженный в мрачную задумчивость, и не заметил их.

– Это продавец грустных игрушек, – на ходу объяснила Глазастик. – Его куклы плачут. А зверушки жалобно пищат. Такие игрушки никто не покупает, а других он делать не может… Других не может…

– Вот оно что, – пробормотал волшебник Алеша.

Они дошли до конца переулка.

– Следы! Смотрите! Какие глубокие! – послышались издалека приглушенные голоса.

Среди голосов выделялся один резкий и повелительный:

– Немедленно разузнать, чьи это следы!

– Через забор… так мы быстрее, через забор… – лепетала Глазастик, убегая вперед.

Волшебник подсадил Катю, помог ей перелезть через забор, утыканный сверху железными остриями.

Кот Васька плыл над ними ворчливым воздушным шариком.

– Занесло нас неведомо куда, – раздраженно ворчал кот Васька. – И с чего это я летаю, если я этого вовсе не хочу и не желаю?

Снег пошел еще гуще. Снежинки, небывало крупные, слабо светились в темноте. С сухим шорохом устилали все вокруг.

Путники завернули за угол, и вот навстречу им из мрака теплом и уютом зажглись окна низкого дома.

Распахнулась дверь. На крыльцо выбежала женщина в пестром платье с испуганным, расстроенным лицом.

– Ох! Совести у тебя нет, – набросилась она на Глазастика. – Я тут извелась совсем. На улице ветер, а ты гуляешь. Одна! Ниточка все глаза исплакала.

Тут женщина увидела Катю и волшебника Алешу и умолкла, с удивлением глядя на них.

– Тетушка Ох! Я правда не виновата, – принялась оправдываться Глазастик. – Я их встретила на площади. Вы только посмотрите, они совсем проваливаются в снег. Не могла же я… Не могла…