И вот как-то теплым осенним вечером приходит такой красивый папа домой, а мама ему говорит:

– Геночка, принеси, пожалуйста, воды из колонки, а то я стирку большую затеяла, а воды не хватает. Сходи, девочки тебя проводят, а я пока ужин разогрею.

Радости на папином лице не обнаружилось: пришел с работы уставший, а тут еще идти за водой. Но надо. Переодеваться он не стал: всех дел там было на десять минут. Мы с Ниной: мне уже почти пять лет, ей шесть, пошли с ним, чтобы показать новую колонку, так как старую недавно закрыли. Папа взял коромысло и два больших ведра, мы – маленькие детские ведерки, и пошли.

Вечерело. Дорога до колонки была не дальняя: надо было пройти несколько домов, деревянных, с палисадниками, как наш, за ними небольшое картофельное поле, разделенное невысокими колышками на участки, между которыми вилась пыльная тропинка.

Мы с Ниной бежали по обеим сторонам от папы, стараясь попадать в ритм его широких шагов, рассказывали свои детские новости. Папа улыбался, шутил. Всем было хорошо и радостно. Нам нравилось идти с таким красивым папой, особенно когда с ним почтительно здоровались соседи.

Наконец добрались до колонки. Папа играючи набрал воду в большущие ведра, ловко надел их на коромысло, я и Нина тоже наполнили свои ведерки, и все мы, довольные, направились домой.

Мы с сестрой продолжали оживленно болтать, крутясь во все стороны и показывая папе, где будут строить новые большие дома. В какой-то момент папа, следя за нашим рассказом, повернул голову, отвлекся от дороги, его нога предательски зацепилась за колышек – и…

Дальше все было, как в замедленной съемке. Ведра взлетели вверх. Вода, выплескиваясь, образовала водяное облако, летящее по воздуху. Казалось, оно на несколько секунд остановилось в воздухе. И потом все это вместе: папа, ведра, коромысло, летящее водяное облако – обрушилось вниз. Пыльная дорожка мгновенно стала большой лужей, наполненной жидкой грязью. И в ней ничком во всю свою длину лежал папа с раскинутыми руками, которые продолжали держать коромысло. С обеих сторон от него валялись ведра, а возглавляла эту великолепную картину велюровая шляпа цвета морской волны. Мир замер. Мы с Ниной словно окаменели от переполняющих нас ощущений. Все смешалось в нашем детском сознании: страх за папу, осознание невероятной нелепости произошедшего и непонимание, можно ли вот так просто, вслух, рассмеяться. Я стояла у папиных ног, и мне пришлось идти вдоль папы шагов шесть, чтобы увидеть выражение его лица. Решив, что смеяться все-таки можно, мы разразились безудержным хохотом.

Папа встал. С него лилась жидкая грязь. Цвет его пальто можно было определить теперь только сзади. Он дал мне мокрую шляпу, чтобы я ее несла в руках. Вернувшись к колонке, он снова набрал воды, взял коромысло, и мы пошли домой. Всю обратную дорогу мы с сестрой продолжали хихикать, а папа уже не был веселым, ему было мокро и неуютно, и вид был не настолько шикарный, как обычно. Но я думала, что он и в грязном пальто был самый красивый.

Как оказалось, папе на следующий день надо было рано утром ехать в командировку, а другого пальто у него не было. Маме, которая умела справляться с любыми ситуациями, пришлось всю ночь сушить над печкой и чистить папино пальто, и к утру оно было как новое.

С тех пор папа за водой в красивом пальто не ходил.

В этот день у мамы с папой было приподнятое настроение: они собирались вечером пойти в театр. Родители очень любили ходить в театр, но им редко это удавалось, так как нас, детей, не с кем было оставить. И вот они наконец решились, полагая, что мы – хорошие, воспитанные и уже достаточно взрослые дети.