– Ты так думаешь? Почему он оказался на вашем дворе, а не остался на своём, ведь у него там своё жильё и страусята?

– Может, чтобы не видеть счастливые глаза своей Страусихи?

– Тогда почему, строя отношения с тобой, он не берёт на себя ответственность?

Здесь Гусыня расплакалась, до неё стало доходить, что Страус просто сбежал тогда от проблем. Он не стал отстаивать, защищать свою семью, а спрятал голову в песок, чтобы ничего не видеть. Страусиха выбрала себе более достойного кандидата.

А с ней, с Гусыней, он и не собирается ничего строить, не хочет брать на себя никакую ответственность. Он боится рисковать, поэтому стал пропадать из поля зрения, опять сбегать. Хотя, как казалось Гусыне, терять ему её ох, как неохота, потому что не будет тогда энергетической подпитки.

Ещё она поняла, что он никогда не взлетит с ней высоко в небеса и не увидит с высоты птичьего полёта, как счастье и любовь наполняют землю. Что он – не герой её романа, она просто его придумала.

Ворона не мешала Гусыне, она терпеливо ждала, когда та выплачет все свои слёзы горечи и разочарования, и только потом объяснила, что на этом жизнь не заканчивается, а начинается новый виток её счастливого будущего.

– Присмотрись, дорогая, к Павлину. Он – красавец, хотя больше в нём ничего и нет, в небеса ты с ним точно не взлетишь. А вот Гусак – хорошая кандидатура, он давно уже перед тобой крутится, да шею гнёт, глядишь – и сладится.

Успокоилась Гусыня, поблагодарила мудрую Ворону и пошла на встречу со своим счастьем.

А Гусак её поджидал, вытягивал шею, гнул голову да выпячивал грудь и не подпустил больше никого к Гусыне. И начался их совместный полёт в светлое будущее, в счастливую жизнь.

На птичьем дворе продолжалась своя жизнь: петухи, индюки и селезни обхаживали своих дам. Вскоре на свет появились цыплята, индюшата и утята. Павлин занимался исключительно дизайном своего хвоста, старая Ворона обучала уму-разуму шустрых воробьёв, а Страус вернулся обратно на свой прежний двор к страусятам – в них он нашёл своё счастье.

Дрова славно потрескивали в камине, словно переговаривались между собой, им было весело. Чем чаще подбрасывали топку, тем интересней была беседа. Постепенно дрова прогорали, языки пламени утихали, появлялись угли. В одном краю камина угли ещё были красные, горячие, а в другом краю уже остывшие. Помещение прогрелось, больше дрова не подкидывали. Угли, остывая, отдавали тепло наружу. После каждой топки остывшие угли выносились на улицу, поскольку интерес к ним пропадал. После очередной чистки камина один из угольков закатился в расщелину между двумя камнями, и жизнь его стала бесконечной.

Уголёк радовался, что он находится в тепле и, раз его не выбросили, значит, он нужен, необходим. Значит, с ним не хотят расставаться – он и дальше будет делиться теплом, тем самым согревая замёрзшие души. Угольку очень хотелось быть полезным, ведь в его семье уже давно с ним не советовались, его мнение ничего не значило. Находясь в обществе, он чувствовал себя одиноким, отвергнутым. А когда-то всё было по-другому. Сейчас времени было достаточно, чтобы повспоминать своё прошлое.

Жизнь зародилась из маленького семени, потом появился росток, листики на нём, и постепенно выросло белое, сильное, раскидистое Родовое древо. Уголёк тогда был одной из множества веток, своих братьев и сестёр, усыпанной изумрудной листвой.

Берёза выросла высокой и могучей, её ветки укрывали уставших путников от жары или ветра. Она питала их своей исцеляющей влагой, энергичным, утоляющим жажду соком. Птицы весело чирикали и вили свои родовые гнёзда в её листве.