По классу то и дело прокатывается волна шепотков, а я пялюсь на Лисицыну и только сейчас догоняю, что левая часть её лица и впрямь скрыта волосами, что является крайне подозрительным.

Как только звенит звонок, девчонка спешит собрать свои вещи и покинуть кабинет. Я иду прямо следом за ней. Коридор. Рекреация второго этажа, переход. Она по ходу заметила. Дёрнулась. Ускорилась. Вынуждая сделать тоже самое.

– Притормози-ка, Лисицына, – на нижней ступени успеваю перехватить её под локоть и оттащить под лестницу,

Сначала она испуганно замирает. Потом, видимо, начинает злиться.

– Что тебе надо? – спрашивает охрипшим голосом, пытаясь выдернуть руку.

Легонько толкаю девчонку глубже под лестницу, прислоняя к стене. Отворачивается. Возмущается. Хочет, чтобы я её отпустил, но мои пальцы всё же опускаются на пылающую кожу лица девчонки. Против её воли настойчиво разворачиваю в анфас к себе, убираю волосы и то, что вижу, приводит меня в замешательство.

Кто из них это сделал? Сотру в порошок…

АЛЁНА

Отвратительно. Одно это слово удивительным образом сочетает в себе описание того, как я выгляжу и того, как я себя чувствую.

Подниматься утром с кровати было невыносимо больно. Моё тело горело адским пламенем и нещадно ныло. От снарядов, которые лопаясь, растекались краской по коже или от ремня, которым избил меня сожитель матери. Так или иначе, в отражении я вижу последствия вчерашней ночи во всей красе. На ногах, руках, плечах и животе – страшные, бледно-синие и фиолетовые синяки. Россыпи красных точек из-за разрыва капилляров и отчётливые, припухшие полосы от «кнута». Со спиной – та же картина. Настоящий мрак, если честно. В довершение ко всему, на скуле теперь имеется красноречивое подтверждение того, что меня кто-то бил. Потому что выглядит это именно так.

Впервые за много лет я решаю прогулять школу. Просто потому что не представляю, как мне пойти туда в таком виде. Принимаю душ и с опаской захожу на кухню. Время раннее по меркам привыкших веселиться ночью, так что я успеваю собрать Ульяне нехитрый завтрак и незамеченной вернуться в нашу комнату.

Пока она кушает, я пью горячий чай. В груди чувствуется какая-то неприятная тяжесть. Я постоянно кашляю и по ощущениям у меня температура, но оставаться дома нет никакого желания, а потому я быстренько одеваю потеплее сестру, и мы спешим выбраться из чахлой квартиры, жизнь в которой с каждым днём всё ярче и ярче демонстрирует тот факт, что ад на Земле всё-таки существует. Я даже адрес назвать могу…

– У нас что, выходной? – весело спрашивает Ульяна, когда понимает, что в садик сегодня мы не идём.

– Да, малыш, можно и так сказать, – отвечаю я, поправляя на ней забавную шапочку с кошачьими ушками.

– Ууух ты! – выдаёт восторженно. – И куда мы?

– Гулять, – заговорщицки подмигиваю я ей. – Хочешь покормить уточек на пруду?

– Ооочень! – оживлённо кивает она, хлопая в ладоши.

В ближайшем супермаркете покупаем батон и сок с трубочкой. В аптеке беру дешёвое обезболивающее и мазь от синяков. Стараюсь не обращать внимания на то, каким взглядом провожает меня кассир. Покрепче сжимаю маленькую ладошку Ульяны и веду её в сторону парка.

В утренние часы тут почти безлюдно. Разве что пара-тройка пенсионеров, да несколько мамочек с колясками, наслаждающихся умиротворением, которое дарит это место.

В воздухе витает аромат опавших листьев, свежести и шишек. Птички, ещё не улетевшие на юг, щебечут, словно переговариваясь. Лес тихонько шумит. Всё-таки какая удивительная игра красок! Деревья одеты в яркие оттенки: от золотистого до насыщенно-бордового. Лёгкий ветерок колышет трепещущие листочки, а солнышко настойчиво пробирается сквозь пушистые, белые облака, бегущие по синему небу.