– Вчера мы с тобой даже парой слов не обмолвились. Выглядишь, как огурчик. Неужто и в собственный день рождения остаёшься верен своим привычкам?

– Именно. Не горю желанием стать одним из тех, кто ползает по полу и блюёт под себя.

– Похвально, похвально. Но бокал вина-то пригубить можно? – замечает он.

– Мне это не нужно.

Сергей Владимирович улыбается и достаёт из ящика пачку сигарет.

– Не возражаешь? – интересуется, прекрасно зная, что я не люблю курево. Во всех его проявлениях.

– Кури, дядь Серёж, если есть необходимость. Травись на здоровье. Табак содержит мышьяк, формальдегид, свинец, оксид азота, окись углерода, аммиака и еще около сорока трех известных канцерогенов.

– Спасибо, сынок, – на его губах застывает печальная улыбка.

– Почему именно эти? – спрашиваю, вопросительно вскидывая бровь.

– Они со мной со студенческой скамьи, – пожимая плечами, поясняет большой любитель кубинских сигар.

– Кстати, два актера, которые участвовали в рекламе этих сигарет, умерли от рака лёгких, – многозначительно информирую его я.

Он запрокидывает голову, и по кабинету разносится его басистый смех.

– Ромыч, ну ты прям один в один, как твой отец! Он вот так же методично каждый раз невзначай промывал мне мозги.

Под рёбрами неприятно кольнуло.

Мы молчим какое-то время. Сергей неотрывно смотрит на кончик тлеющей сигареты, а я на фоторамку, которая стоит на его рабочем столе.

– Полагаю, Вы, молодёжь развлеклись на славу? – незаметно переводит неприятную для нас обоих тему и прищуривается.

– Всё прошло неплохо. Отдельное «мерси боку» за выключенные в доме камеры, – искренне благодарю его я, вспоминая всю ту вакханалию, что творилась позавчера в гостиной.

– У меня сердце слабое, Ром. Так что ваши утехи пусть останутся только вашими.

И слава богу. Стриптизёрши, поплывшие от алкоголя парни и развязные девчонки – всё это в итоге, вылилось в «так себе картину». Да ещё и полуголая Лисицына, бегающая по дому с пистолетом в руках. Вот где треш-то!

– У курящего доставка кислорода к сердечной мышце нарушается из-за блокирования гемоглобина крови окисью углерода из табачного дыма, – продолжаю настырно занудствовать и таранить его нелицеприятными фактами. – Риск инфаркта миокарда в пять раз выше, догоняешь?

– Боже, да всё-всё! – тушит окурок в пепельнице, встаёт и подходит к окну. – Завяжу потихоньку, слово даю.

– Только заднюю потом не включай, – прошу его заранее. – Зачем звал-то?

– Прямо уж и побеседовать нельзя о том, о сём, – ворчит мужчина.

Я хмыкаю. В его занятом графике и на сон-то времени нет, а для задушевных бесед так тем более.

– В субботу по случаю твоего восемнадцатилетия состоится семейное торжество.

– Мать вашу, только не это, – мой недовольный стон разносится по кабинету.

Все эти пафосные приёмы, на которых лизоблюды в смокингах и вечерних платьях распинаются друг перед другом, вызывают у меня приступ тошноты.

– Наша семья на виду. Ты – мой прямой наследник, а значит, пора не только включиться в работу компании, но и заручиться необходимыми связями.

– В гробу я видал весь этот цирк уродов! – цежу сквозь зубы, снова толкая пальцем чёртов маятник. – Это всё? Или ещё новости «радостные» будут?

– Ром…

Не нравится мне этот его взгляд и бесцветный тон. Чувствую, как в груди змеёй шевелится тревога.

– Савелию стало хуже. Врач сказал, что регресс на лицо, – Сергей тяжело вздыхает и запускает пятерню в волосы.

– Так в чём проблема? Давай отвезём его в Швейцарию ещё раз? К этому твоему доктору Хаусу?

– Отвезём, Ром, отвезём, – тихо обещает он, глядя сквозь идеально чистое стекло на центральный двор.