– Молись, дрянь! – угрожает он.

Ныряю за символическую перегородку буфета.

– Вылезла оттуда быстро, – цедит Беркут сквозь зубы.

– Ага, как же! – качаю головой я.

Замираем оба. Сверлит меня недобрым взглядом, а я не могу сдержать довольный смешок. Потому что его внешний вид изрядно меня веселит.

– Сюда вышла! – приказывает властно.

– Что такое? – вскидываю бровь. – Не нравится, когда тебя поливают грязью? В прямом смысле слова.

Его скулы напрягаются. Он делает резкий выпад вперёд и хватает меня за блузку, дёргая к пустой витрине.

– А-а-а-а-а, – верещу испуганно, когда тонкая ткань от натяжения издаёт опасный треск.

Хватаю пластиковый поднос, попавшийся на глаза и луплю им мальчишку. Зажмуривается и склоняет голову чуть влево. Защищаться он не может. Одной рукой держит меня, а второй – то самое ведро, которое я использовала в качестае орудия мести.

– Ты что тут делаешь? – громко возмущается работница столовой.

Изловчившись, выкручиваюсь. Но рубашке конец однозначно. Слышу как рвётся, и сердце кровью обливается. Сделала себе подарок к первому сентября называется… Я вещи годами ношу, а тут такое!  Чёрт бы побрал тебя, Беркут!

Знаю, что если двигаться по узкому коридору, упрёшься в запасной выход. Тот самый, через которые принимают продукты.

– Стой, Лиса! – горланит этот бешеный, когда я, молясь всем богам, толкаю дверь.

Открыто… Облегчение заполняет лёгкие. В нос ударяет запах свежести, оставшейся после прошедшего дождя. Щурясь от солнца, перепрыгиваю через лужицы и спешу в сторону скопления народа. Там-то он вряд ли мне что-то сделает. Хотя, Рома Беркут – больной на всю кукуху, так что…

– Попадёшься ты мне, Лисицына, – прилетает в спину гневно.

Он совсем близко, и сердце, гулко колошматясь о рёбра, делает сальто, застревая в горле. Во дворе дети из группы продлённого дня играют в ручеёк. Юркаю внутрь, пригнувшись.

– Задержите того ненормального, – кричу ребятам, озираясь.

Ручеёк шумно «падает», на мгновение останавливая преследование. Смеюсь и спешно направляюсь к центральному входу. По плацу шагают кадеты. У них каждый день построение в шестнадцать тридцать. Деликатно протискиваюсь между ними, не обращая внимания на удивлённые взгляды. Прытко взбегаю по ступенькам. Останавливаюсь, пытаюсь отдышаться. Поворачиваюсь. Беркутова, с алюминиевым ведром в руках, удачно притормозил офицер-воспитатель кадетского корпуса.

Парень, как обычно, верен себе. Пререкается и игнорирует замечание мужчины. Быстро захожу в помещение школы. Он вот-вот будет здесь, и мне не мешало бы поторопиться. Пока охранник разговаривает с завучем, пролезаю под турникетом. Как раз в этот момент, в предбаннике появляется враг.

Бегу налево. Слышу характерный звук приземления копыт примерно сорок третьего размера и топот.

– Ну всё… Доигралась, антилопа гну, – последнее, что слышу.

Добирается до меня в один прыжок. Грубо тянет за блузку назад. Воротник больно врезается в шею. Поднимаю руки. А потом вдруг внезапно становится темно. Будто свет выключили. Но нет. Просто кое-кто надел мне на голову ведро.

– Думаешь, тебе сойдёт с рук то, что ты сделала? – раздаётся по ту сторону купола.

Я пытаюсь снять ведро, но он не позволяет. Хохочет, пока я, теряясь в пространстве, не понимаю, куда отступить: то ли влево, то ли вправо. Нос касается холодного металла. Пахнет ведро просто ужасно. Какой-то плесенью вперемежку с ядрёным чистящим средством. Так себе ароматы… По лицу стекают остатки грязной воды. Представляю, сколько бактерий сейчас радостно протянули ко мне свои лапки.

– Темно тебе там, да? – издевательски интересуется Беркут, стуча по дну ведра кулаком.