А еще я думала о маме... Как она могла дойти до такого? Чтобы опуститься ниже плинтуса и продать за долги родную дочь. Мне было стыдно. Вот только не за себя, а за нее – хотелось забыть это лицо и убедить себя, что я сирота. И матери у меня попросту нет. И никогда уже не будет. Она мне не мать, раз такое себе позволила. 

Ненавижу... 

– Ну вот и все, Натка. Приехали. 

Вертолет приземлился прямо на взлетной полосе, а уже через мгновенье взмыл и скрылся из виду. 

– А теперь что?

– А теперь – прошу, – Карим махнул рукой в сторону миниатюрного самолета, возле которого с улыбкой стояла стюардесса. – С корабля на бал. Летим в Милан.

– В Милан? – была я ошарашена. – Это ж на другом континенте... Зачем? Что я там забыла?

– Свои тряпки, малая. Свои тряпки.

Я уселась в глубокое кожаное кресло напротив Карима и все так же пылала вопросом.

– Какие еще тряпки? Я не бывала в Милане.

– Это заметно, – пожал он плечами. – В том и проблема, Натка. Пора бы тебе приодеться нормально. А то ходишь как бомжиха.

– Чего?

– Вся по уши в секонде. Мне с тобой еще на людях появляться.

– А? – Ну ничего себе… Я думала, он меня просто в подвале держать собрался, чтобы насиловать и видео записывать. А тут, оказывается, все так официально. – На людях? 

– Ага.

– Мы что теперь... – разводила я руками, – типа как жених и невеста, что ли?

– Закрой рот и смотри в окно, – сказал Карим и повернул мою голову к иллюминатору. Там как раз был «шикарный» вид на крыло. Которое все выше и выше поднималось над землей.

– Вот же черт, – затрясло меня от страха. – Боже, как страшно. Мы так высоко, так высоко... 

Этот засранец знал, куда давить, чтобы я заткнулась. Бил по самым болезненным мозолям. Как же хорошо, что в прошлый раз я летела в отключке.

– Что, Натка, высоты боишься?

– Я боюсь, что ты так и не исчезнешь из моей жизни. Вот, чего я боюсь. 

– Ничего, – лыбился он. – Скоро увидишь нормальные шмотки – мигом полегчает. И тогда ты запоешь иначе. Гарантирую. 

– Ага, гарантирует он... – скалилась я и смотрела на эту противную морду лишь оттого, что в окно смотреть было еще неприятней. 

Я презирала Карима. И делала это потому, что он говорил обо мне правду. Его каждое слово, каждое хамство – это чистой воды истина. И про то, что я бедна. И о том, что вся одежда на мне – секонд-хенд. И даже то, что я не имела связей с парнями, хотя хотелось бы – тоже чистая правда. Что-то в этом Кариме было, какая-то изюминка, не знаю... Но искать ее в огромной бочке говна, из которого он состоял, как-то не особо хотелось. Мы с ним слишком разные, и этого не изменить. Мы никогда не будем вместе. Я обязательно сбегу, как только будет возможность.

– Бонджорно, – кланялся водитель перед черным мерсом. – В Милане отличная погода. Вы очень удачно посетили город. Прошу в машину, господа. Синьоре... – кивнул он Кариму и показал на открытую дверь. – Синьора... 

Я оказалась в мире дорогой одежды и модной обуви. Босоножки, туфли-лодочки, юбки, блузки, сумочки – от всего этого разбегались глаза. И самое странное было то, что все на витринах – оригинал. Никаких поддельных вещей из Китая. Только самые настоящие бренды, о которых мы все так наслышаны.

Увидев мой ступор, Карим взял меня за руку и буквально заволок в первый попавшийся бутик. Там было много народу. Все какие-то звезды средней величины, светские львицы, яркие модницы со стажем. И мои застиранные вещи на их фоне казались неким оскорблением. Это как войти в православный храм с бутылкой пива – одним своим присутствием я раздражала почти всех. Но не Карима.

– Так, – давал он указания девушке-продавцу, – нам вот это платье…