Кухонька с низким потолком всегда была центром дома. Они собирались здесь всей семьей, когда еще была семья. На столе стояли старые деревянные солонки, которые Марина помнила, которые со временем потемнели, но сохранили рисунок по бокам, и которые берегла еще ее бабушка. Они стояли тогда в шкафу, теперь же, судя по состоянию, ими пользовались. Поморщившись от ударившего в нос запаха чего-то горелого, Марина вошла и усадила Наташу на старую лавку, какие всегда бывали в деревнях. Наташа покорно села, но стоило матери опуститься рядом – снова вцепилась в ее руку. Так хотелось, чтобы они были здесь гостями, и можно было, повидав мать, встать и уйти. Как можно скорее. «Прекрати», – мысленно приказала себе Марина.

– Голодные, мои хорошие. – Мать вернулась уже без вещей, и начала хлопотать с ужином.

Она явно намеренно старалась не смотреть на Марину. То ли понимала, что говорить особо не о чем, то ли боялась это понять. Марина молча наблюдала за ней, подмечая, как много стало морщин на лице и руках, как ввалились щеки и глаза, как она похудела и постарела. А ведь матери было всего чуть больше шестидесяти… Неожиданно кольнуло на сердце, словно от испуга, ведь она ничего не привезла ей! Можно было спросить по телефону, не надо ли чего, лекарства, вещи, ведь что достанешь в местном магазине… Но Марина не спросила. Слишком была занята своим, не подумала. Как и всегда, они вроде бы и говорили, но и не слышали друг друга. Попытавшись что-то исправить – наверное, зря, – Марина неуверенно произнесла:

– В другой раз позвоню заранее, скажешь, может, что привезти.

Ответ матери был ожидаемым.

– Да ничего не надо, обойдемся, у нас все есть, – ничуть не пытаясь обидеть, искренне начала уверять она, уже по-старушечьи взмахивая руками.

Марина только снова поморщилась, понимая, что мать не хочет затруднять, не принимая такой ненужной заботы.

– Сама же говорила, выбираетесь нечасто. Мать схватила со стола солонку и начала вертеть в руках.

– Да ничего не надо, главное ты приезжай, – так искренне и с такой тоской вздохнула мать, что Марина шумно поставила солонку на стол. – Ой, все, даю, даю, мои хорошие, – тут же заулыбалась сквозь эту горькую тоску мать, доставая глубокие тарелки, и, хотя еще никто и не говорил, что голоден, все повторяла: – Проголодались…

Она создавала столько ненужной суеты, что это сглаживало неловкость. Марина не хотела видеть ее слез и не хотела говорить о прошлом, когда так легко покидала этот дом, уверенная, что без нее матери будет только лучше, легче. Осознание того, что ошибалась, накрывало волнами, плюс еще новая тупая недавняя боль никак не отпускала сердце. Но она вдыхала и делала каменное лицо, чтобы сохранить силы. Для слез будет время, когда вернется, когда будет перебирать Сашины вещи, что-то отдавая, что-то забирая с собой, что-то отпуская, будет время ночами, когда никто не увидит.

– Привет, Марин. – В кухню зашла Зоя, жена Олега.

Наташа ощутимо придвинулась ближе, и Марина обняла дочку за пояс. На них здесь смотрели со смесью непонимания и настороженности, но никак не с жалостью. Женщина в упор встретила взгляд Зои, которая, видимо, уходить не собиралась. Она была здесь теперь хозяйкой и наблюдала, как мама Марины со вздохами и сетованиями, что мало мяса осталось, разливает и ставит перед ними тарелки.

– Здравствуй, – глухо откликнулась Марина.

Зоя совершенно непроницаемым взглядом посмотрела на нее, но когда перевела глаза на Наташу – губы ее чуть дрогнули в улыбке.

– Я уже комнату для нее убрала, а мама сказала, что ты уедешь, – произнесла Зоя, проходя и садясь напротив, и изобразила улыбку. – Ну что, Натуська? Привет! Я тетя Зоя, давай знакомиться.