Наконец грохотать и сверкать перестало. Аленка подождала еще немножко, вылезла из-под кровати и пошла на кухню. Там мама мыла посуду, а папа допивал чай. Со стола уже вся посуда была убрана, только стояла Аленкина тарелка с картошкой и котлетой, и пустая салатница с розовыми остатками сметаны.
– Мам, а где мой салат? – спросила Аленка.
– А мы думали, что ты не хочешь, раз не вылезаешь, и весь съели, – ответила мама.
– И мне совсем-совсем не оставили? – Аленка чуть не плакала.
– Ну, если бы ты хотела салат, ты бы не побоялась грозы, – сказал папа. – А если тебе вместо салата хотелось под кроватью сидеть – ну что ж, сиди. Так что ты сама себя наказала.
Аленка ела свой ужин и думала, что мама и папа, конечно, взрослые, и умные, и знают, что делать… Но все-таки могли бы хоть ложечку ей оставить! А потом она вспомнила, что не так уж боялась грозы, а значит, и нечего было сидеть под кроватью. А значит, папа прав… Когда будет еще гроза, она не будет больше под кровать залезать, а будет вместе со всеми делать то же, что и все. Даже если на столе уже не будет салата из помидоров со сметаной.
Что такое «стыдно»
Аленка сидела на качелях. Эти качели совсем новые, они даже еще пахнут деревом. У них все новое – и дом, и соседи. А недавно, весной, все эти соседи устроили веселое дело – субботник. Все – и дети, и взрослые – утром вышли во двор и стали наводить красоту: кто дорожки делал, кто клумбы с цветами, кто стол с лавочками. И еще всякие кусты и деревья посадили. Деревца совсем маленькие, ростом меньше папы, и тоненькие такие! Аленка даже расстроилась, что они какие-то ненастоящие, но папа сказал, что это пока, а потом они вырастут и станут большими. Аленка тоже сажала вместе со всеми детьми: они делали важное дело – помогали держать деревца и следили, чтобы стояли ровно. А потом все вместе и за дом перебрались: все столбы с веревками для мокрого белья переставили поближе к окнам, а на их месте сделали целый детский городок: теперь тут и песочница, и домик для игр, и бревно для лазания, и грибок от дождя, и лесенка, чтобы лазать! А самое главное – качели. Да не обычные, как везде, а большие. И доска толстая и такая широкая, что можно сразу вдвоем сидеть. Первыми качались мама с Тониной тетей Галей. Они так сильно раскачивались, что Аленка даже испугалась, что они перевернутся. А они только хохочут да еще больше раскачиваются! А когда накачались, сказали, что проверили, качели крепкие, и что детям теперь можно качаться. И правда, крепкие: к ним во двор теперь не только дети с других домов приходят покачаться, а даже взрослые! Аленка сама видела: они как-то раз вечером шли из гостей, а на качелях совсем взрослые тетенька с дяденькой качаются. Правда, им, наверное, тесно было, потому что тетенька у дяденьки на коленках сидела.
Хорошо, что ребята из других домов приходят – когда народу много, играть всегда веселее. Особенно в «Ниточку-иголочку» или в «Белки-собаки». Вот только сегодня совсем никого нет, хоть и выходной. Наверное, Аленка слишком рано вышла, все еще спят или завтракают. Она посмотрела на окна. На первом этаже – Надя и Вера, но они совсем большие: Надя в седьмом классе, а Вера – вообще в восьмом. И с ними во дворе никогда не гуляют. Рядом – Маруся и Оля. Оля тоже уже большая, да и они на выходные всегда в деревню уезжают, к бабушке. Над ними – окна главной Аленкиной подружки – Тони. Но на них еще шторы задвинуты, значит, пока спят.
Аленка рассердилась: вот Тоня-засоня! Хоть бы уже вставала, да выходила гулять!
Рядом с Тониными – окна Капы. Она опять болеет. Теперь у нее ветрянка. У них даже на двери квартиры объявление висит: «КАРАНТИН по ветрянке»! И слово «карантин» – большими красными буквами. Мама сказала, что «карантин» – это значит, никому нельзя в гости к Капе ходить, и Капе тоже на улицу нельзя.