Тем временем появляется парнишка-подмастерье с тачкой, зачерпывает из опасной ямы мокрый уголь, а затем лопатой бросает его в горн. После этого долго-долго ничего не происходит, от усталости нам уже невмоготу стоять и ждать, но все равно у нас и в мыслях нет уйти.

И вот наконец оба кузнеца встают, каждый берет свой лом и начинает шуровать в горне. Они что-то гнут, ворочают, тянут, оба в поту, а вскоре наружу выкатывается что-то красное, сыплющее искрами, светящееся, мягкое, как тесто, однако не текучее. Кузнецы захватывают эту штуковину клещами, поднимают, вытаскивают из горна, относят на наковальню.

Ну вот, самое худшее вроде как позади, теперь старик Шернберг выглядит по-настоящему довольным. Подручный тянет за свисающий канат, и сию же минуту большой кузнечный молот приходит в движение, начинает опускаться. Молот падает на красный “выплавок”, лежащий на наковальне, выбивает искры – более прекрасного и величественного зрелища я не знаю. Молот падает снова и снова, грохот, искры, водяное колесо снаружи вращается в венце из пены, искры летят по всей кузнице. Красотища.

Сходить на кирпичный заводик тоже занятно, потому что там нам дарят глиняные свистульки, а не то дают комья глины, из которых мы лепим миски и тарелки. Не менее занятно и на лесопильне, только расположена она очень далеко, и обычно я туда идти не отваживаюсь.

Нам, детям, ничуть не обидно, что гордшёский дом выкрашен в белый цвет, что он двухэтажный и крыт шифером или что там есть озеро, и камыши, и лодки-плоскодонки, и мост, и удочки, и мельничная запруда, и кузница, и кирпичный заводик, и лесопильня, и многое-многое другое, чего нет в Морбакке. Нет, нам совсем не обидно, ведь пока в Гордшё живет маменькин брат, дядя Калле, мы ездим туда чуть не каждое воскресенье и как бы приобщаемся ко всему, что там есть.

Но когда вырасту большая, я очень не прочь жить в доме, покрашенном в белый цвет, двухэтажном, с шиферной крышей и большим салоном, где можно играть и танцевать, когда устраивают праздники.

Нам очень нравится ездить в Херрестад, навещать дядю Нурена и тетю Эмилию, и Адольфа, и Хедвиг, и Арвида, и Эрику, и Эмилию. Мы, морбаккские, с Нуренами в родстве не состоим, но они в двоюродном родстве с кузенами из Гордшё, а стало быть, вроде как и с нами тоже.

Мы считаем, что в Херрестаде так же замечательно, как и в Гордшё, ведь тамошний дом тоже покрашен в белый цвет, двухэтажный, с шиферной крышей и с салоном, где можно играть и танцевать, когда устраивают праздники. Но никаких мастерских в Херрестаде нет, это обыкновенное имение, как и Морбакка.

Опять-таки замечательным мы считаем, что расположен Херрестад возле Фрюкена, потому что Фрюкен – большое озеро, отмеченное и в учебнике географии, и на карте. Фрюкен протянулся в длину на целых восемь миль, сиречь на 80 километров, и в ту пору, когда умел говорить, знай твердил: “Измерьте мою длину, тогда увидите мою глубину”. Словом, Фрюкен – действительно самое настоящее озеро.

В Херрестаде есть большой еловый парк, где очень занятно гулять. Дорожки сплошь усыпаны хвоей и оттого гладкие. По ним можно скользить как по льду, а это до невозможности весело. Еще в парке попадаются большущие голые каменные плиты, по которым так хорошо съезжать на еловой ветке.

В парке же дядя Нурен распорядился соорудить павильон, с настоящими застекленными окнами и обоями на стенах, и мы были на празднике по случаю окончания строительства. Пол в павильоне настелили очень красиво – узкие короткие дощечки выложены елочкой, так и кажется, будто пол идет волнами, вверх-вниз, даже танцевать страшно, правда-правда. Дядя Нурен сочинил стихи и читал их на празднике, ведь он и речи произносить умеет, и писать стихи, и представлять Эрика XIV