Также она баловалась написанием всяческих жалоб в ОНК и правозащитникам, сочиняла разоблачительные статьи о российской судебной системе, о работе ФСИНа, и парочка ее текстов к тому моменту были даже опубликованы в «Комсомолке».

А еще она была бойцом. В особенности касательно своего дела. Для начала Ивкина объявила голодовку с требованием заменить ей следователя. И ее следователя, Приманкова, не только заменили, но и вскоре посадили. Правда, по другому уголовному делу, связанному с отжатием квартир. Но так совпало, что его посадили в наш изолятор. На спецблок, в 118-ю камеру, вместе с Тамерланом Эскерхановым. И когда Ивкина попала на спецы – здесь на тот момент содержался и ее бывший следак. Такая вот ирония судьбы!

Однажды, когда нас вывели гулять, у двери в прогулочный дворик мы нос к носу столкнулись с выходящими оттуда пацанами из 118-й. Среди них был ничего не подозревающий Приманков. Каково же было его изумление, когда он услышал:

– Здорово, Приманков! А куда ты все-таки дел мой телефон?

Приманков, естественно, никак не ожидал увидеть здесь свою бывшую подследственную и лишь пробормотал:

– Зрасьте, Ольга Михайловна…

А Ивкина, ехидно посмеиваясь, рассказала нам, о каком таком телефоне она спрашивала. Попросту о том, что изъяли у нее после ареста и следов которого потом никто не смог найти. Она ведь сумела добиться, чтобы ее дочери были переданы практически все вещи, изъятые при обыске. Все, кроме телефона…

Мы веселились, пытаясь представить, что сейчас чувствует Приманков, и что подумал о нем дежур при вопросе о телефоне. То, что хоть чей-то следователь посажен, казалось всем нам высшей кармической справедливостью. Некой общей победой. «Все они тут будут!» – можно было слышать при подобных разговорах…

Потом частенько, когда мы гуляли со 118-й одновременно, Ивкина вовсю болтала с Приманковым через стену о всяком разном. Почти дружески. Даже сочувствовала: Приманков говорил, что ему обещают пятнадцать лет, а это все-таки овердофига… А по поводу того пресловутого телефона он побожился, что ничего не знает…

Сочетание статей, по которым обвиняли Ивкину, 159-я и 210-я, позволяло держать ее под стражей до бесконечности. Но она стремилась к тому, чтобы ее дело не смогло дойти до суда. Оно было настолько небрежно состряпано, а бухгалтерия их фирмы была настолько чиста, что имелись железные шансы развалить весь процесс… К тому же все ее подельники, они же владельцы бизнеса, успешно скрылись на просторах нашей планеты и были объявлены в федеральный розыск…

Когда пришло время ее первого судебного заседания, Ивкина уверенно заявила: «Суда не будет. Нас вернут на дослед…» Суды возвращали дело обратно на доследование тогда, когда, изучив материалы дела, видели, что у подсудимого есть основания оспорить вынесенный приговор. А кому это надо? Пусть лучше следователи еще поработают, что-то расследуют, переделают, что-то дособирают… Но обычно следствие не заморачивалось, и спустя несколько месяцев заново распечатывались все те же материалы, все тот же приговор – и дело снова отправлялось в суд…

У Ивкиной все вышло именно так, как она предсказывала. Суд ее дело не принял, вернул обратно следствию, чтобы те исправили хоть что-то… Она приняла эту новость с совершеннейшим хладнокровием. Типа: «Ну ок. Посмотрим, что будет дальше…» Складывалось впечатление, что Ивкина совершенно не переживает из-за того, что она оказалась в тюрьме несправедливо, что сидит здесь так долго… Она словно находилась в положении шахматиста над шахматной доской: «Ага, какая интересная партия… Ну-ка я сделаю такой ход, а теперь такой…»