– Почему Библия лежит на полу? Это же неправильно! Это кощунство! Нельзя ли ее забрать?

– Нельзя! Алина Петровна велела уничтожить, так как не на русском языке…

Тамара, очень трепетно относящаяся к книгам вообще, но к религиозным особенно, – она никуда не выходила без карманной Библии – долго еще возмущалась по этому поводу. Очков новой воспитательнице это явно не прибавило.

К тому же вопросы и просьбы заключенных во время проверок Алина частенько игнорировала, отходила в сторону, делая вид, что ничего не слышит. Это закончилось тем, что на Алину посыпался поток жалоб… И тогда сизошное начальство, видимо, хорошенько ей «вставило». Так как с какого-то момента Алина вдруг сама стала подходить к нам, заискивающе заглядывая в глаза: «Нет ли у нас каких-то просьб? Вы только скажите!»

И вот тогда-то мы и посоветовали Алле попросить у этой воспитательницы все нужные ей адреса: «Мол, пользуйся моментом! Пока она добренькая!» И Алина очень скоро принесла длинный список адресов, добросовестно выписанных на бумажку. Пиши – не хочу!

Алла стала писать о том, как она раскаивается, как она хочет помочь всем тем, кто может попасть в сети террористов-вербовщиков. И она просит ходатайствовать за нее с тем, чтобы ее срок был сокращен…

Таких писем она написала около пятидесяти. То есть писала буквально с утра и до вечера. А иногда и ночью – при свете ночника. Исписала кучу ручек, стерла все пальцы… Но, несмотря на мозоли, боли в спине и садящееся зрение, все писала и писала, так как остановиться и ничего не делать было еще страшнее.

Мы были рады, что Алла хоть на что-то отвлекается, потому что настроение у нее после приговора катастрофически ухудшилось. В преддверии неизбежного этапа она все больше причитала и плакала…

И даже многочасовые намазы не несли ей умиротворения. Возможно, потому что Алла так и не стала истинной мусульманкой. Когда она только появилась в нашей камере, на следующий же день, во время проверки, она попросила отвести ее к православному батюшке. Так как «передумала быть мусульманкой, и теперь ей нужна православная поддержка»… На что Алина сказала, что узнает, когда сюда, на спецблок, соберется батюшка, и сообщит об этом…

Однако с этого момента за Аллу взялась Фатимка. Она буквально накинулась на нее: «Ты что, при первых испытаниях сдаешься? Разве так можно? Не бросай ислам! Давай делать намаз вместе!» И Алла согласилась. И когда воспитательница сообщила, что батюшка «…придет на Пасху», Алла сказала: «Нет, мне уже не надо… А можно поговорить с каким-нибудь имамом?» На что удивленная Алина ответила: «Нет, имам в наше СИЗО не приходит…»

А на Пасху на спецблок и правда пришел батюшка – в полном облачении, с помощниками в рясах. Они принесли небольшие симпатичные куличи и крашенные яйца – подарки для заключенных. Нас предупредили с раннего утра – мол, приберитесь хорошенько в камере и ждите… Но точное время не назвали. Мы долго сидели в напряженном ожидании, и вот, ближе к обеду, услышали где-то далеко – в коридоре – раскатистое церковное пение. Батюшка начал свой обход спецблока, и пение постепенно приближалось.

Мы находились в самом конце коридора, и церковники появились на пороге нашей камеры только через полчаса. Нас выстроили в линию, батюшка добродушно поздравил нас с Пасхой и спросил: «Есть православные?»

Откликнулись только двое: Тамара и я. Моторина замялась, а наши мусульманки – отрицательно замотали головами и отступили назад. Но батюшка, ничуть не смущаясь, щедро окропил всех нас святой водой. Алла аж запищала от неожиданности. Также он освятил стены и пол камеры и перед уходом пожелал нам «скорейшего освобождения». Алла потом долго отфыркивалась, вытирая мокрое лицо, а Тамара укоряла ее: «Ну ты что? Святая вода никому не повредит!»