Услышав это и поняв, что сидящая передо мной женщина не шутит, я припомнила, как резко с ней говорила сотрудница ИВС, приказав «вести себя смирно». И я вдруг осознала, что напротив меня – человек, который несколько часов назад убил другого человека. Своими руками! По-настоящему! Отрезав голову ножом!

Гуля детально описывала свои действия, тараща при этом свои черные выпуклые глаза, размахивая руками. Видимо, все подробности произошедшего все еще стояли перед ней, и она никак не могла их «развидеть». И то, как трудно поддавались ножу кости и сухожилия, и то, как пахла плоть, когда она ее подожгла… И то, как каждое ее действие инструктировал Аллах – «отрежь», «подожги», «пойди на станцию метро»…

Как можно такое безумие приписать голосу свыше? Боже мой, да она совершенно и безоговорочно невменяема! И мне стало страшно до невозможности! До жути! Пусть в глазок каждые десять минут заглядывает охранник, но что он сможет сделать, случись чего? О-о-о… Сон слетел с меня как по мановению руки.

Я заперта наедине с безумной маньячкой! В голове моей крутятся строчки из песни «Insane» от «The Bug». Но я стараюсь держаться спокойно. Хотя бы внешне. А Гуля продолжает рассказывать. Про свою жизнь на малой родине где-то в Узбекистане. Про то, как муж положил ее в психбольницу, так как она «слышала голос Аллаха». А потом, после больницы, муж не пустил ее домой и забрал себе трех их сыновей. И Гуля была вынуждена уехать сначала в Питер, потом в Москву. В Москве торговала зеленью у метро, а затем устроилась няней. К этой самой девочке-инвалиду… Голос велел ей подойти с рюкзаком к полицейскому, который должен был пристрелить ее «как шахидку». После чего она должна была встретиться с Аллахом на небесах… Вот такой финал для себя и ожидала Гуля. Но оказывается, ей уготованы еще страдания – и суд, и заключение. И она с радостью примет все это… «Иншаалла!» – с этими словами она подняла указательный палец к потолку…

Затем Гуля замотала себе голову своей одноразовой простыней – получилось что-то наподобие хиджаба. А другую простыню – расстелила на полу. Опустилась на этот импровизированный коврик и начала молиться… Но едва она приступила к ритуалу, как в камеру влетела все та же тетка в форме, схватила Гулю за локоть, подняла ее с пола, содрала с головы простыню:

– Я тебе что сказала – веди себя смирно! А ты хулиганишь! А ну ложись давай! Или тебя наручниками приковать?

И тычками, почти пинками Гуля была уложена на койку.

Мне оставалось лишь наблюдать эту сцену в немом изумлении и лежать, не шелохнувшись… После такой встряски всякое желание говорить у Гули отпало, она молча уткнулась лицом в стену, повозилась немного и затихла.

А меня такое бдение со стороны охраны слегка успокоило, и я снова стала погружаться в собственные тревоги: «…Почему это со мной происходит? А завтрашний суд – что там будет?.. Хорошо, что мама не узнает об этом, ведь она в другом городе… И какой Арчи молодец, что принес продукты, не растерялся… Но что он сейчас чувствует? Ведь он совсем один – наедине с этим кошмаром! О-о-о…» При этой мысли ком подкатил к моему горлу, и я с трудом сдержалась, чтоб не разрыдаться… Но нет! Нет! Нельзя! Нельзя вообще об этом думать! Я стала медленно-медленно дышать, считая вдохи и выдохи. И как-то незаметно уснула…

Я резко просыпаюсь от громкого звука включившегося радио. В голове вспыхивает: «Сегодня я буду дома!» Из динамика раздаются звуковые сигналы – и объявляют, что «…московское время шесть часов ноль-ноль минут». Корма распахивается, и охранник кричит: «Подъем!» Гуля резко садится на своей постели и сонно на него таращится…