Нельзя сказать, будто Касьян Иннокентьевич взволновался книжной новостью. Раньше, допустим, взволновался бы, даже сон мог потерять. Но в настоящее время он испытывал скорее досаду. Неведомая кислота или щёлочь слегка разъедала внутреннее содержимое ёмкости под солнечным сплетением. Горело немного. Слабенько жгло. Недавно возникшее ощущение себя вообще человеком невостребованным, ощущение, ставшее обыденным, вступало в конфликт с новостью о грядущей маломальской известности, сопровождающейся ощущением, как раз, неизвестности. Когнитивный диссонанс, одним словом.

– Папа, – снова раздалось со стороны кухни, – а ты-то хорошо трудишься?

– Не знаю, дочка, просто работаю.

Папа не стал признаваться дочке в том, что уволен с обеих работ. Или Его Высокопреосвященство недооценил труды папы, или, как говорится, настучали недруги, мы не знаем. А с преподавательской должности, которая по совместительству он, кажется, уволился «по собственному желанию». Но мы уже отметили: неглавные они для него. Лишь уводят, отклоняют от пути истинного.

– Чтобы деньги получать? – продолжала вопрошать девочка со стороны кухни.

– Что?

– Трудишься за деньги?

– И за деньги тоже. Кормиться же надо. И вещички, необходимые для проживания, приходится стяжать. И для работы – нужны деньги. Кисточки, краски, холсты-бумаги всякие, дрова, то бишь рейки, из которых подрамники делаю, лаки, гвозди и пэрэ, и пэрэ. Для того чтобы иметь возможность работать, необходимо иметь деньги. Такой у нас парадокс.

– Ага, ты работаешь за деньги для того, чтобы работать бесплатно.

– Твой вывод не лишён разумности.

– А картины, почему не продаёшь?

– Дочка, ты не отвлекайся от полезного делания на кухне. И потом, это не разговор – на расстоянии, не видя друг друга. Будто по телефону. Так нешуточные беседы не ведутся.

И папа, стоя вплотную перед листом ватмана, обнаружил вдруг для себя рисунок дочки. Правда, ещё не законченный.

– О, – почти подпрыгнул он, – ты это сегодня сотворила?

– Это? – дочка вышла из кухни, держа в руке не дочищенную картофелину, – это да. Плохо?

– Старалась, небось.

– Старалась.

– Оно видно. Ну, пока даже и хорошо. Пусть заметно старание. Потом, когда руку набьёшь, оно перейдёт в навык, а дальше обретёшь естественность. Вроде речи. Ведь ты не стараешься произносить звуки. Они даже без твоего ведома слетают с языка.

– Смотря, какие. Иногда тоже постараться нужно. А ты скажи, сколько же придётся работать, стараться, чтобы потом вышло, вроде звуков с языка.

– Точно определить не берусь. У кого само получается, и сразу, а кому всю жизнь потратить надо. Но бывает, и чаще всего, самые дерзкие старания не помогают. Это когда не дано, а человек предполагает в себе искру Божью. Но, говорят, некие особого рода старания много чего преодолеть могут. Если их превратить в образ жизни.

– Угу, – дочка опустила руку с картофелиной, а потом тут же подняла её на уровень глаз, – вот и картошку чистить, тоже навык нужен, – она вздохнула. Тяжёлое чувство прорвалось у неё вместе с выдохом: то ли по поводу текущей кухонной работы, то ли в нём предвиделись длительные предстоящие старания на поприще изобразительного искусства.

– Нужен, дочка, нужен. Ступай, старайся.

– Да, ну и жизнь у меня. Сплошные старания, – дочка скрылась за углом стены. На кухне послышался резкий звук воды, избавляющейся от заточения в трубопроводе.

Отец вошёл на кухню и сказал.

– А знаешь, ты права.

– Ну да, если мне стараться, так я права, а если тебе, так неправ никто.

– И то верно. А я о другом тебе доложу. Сегодня ведь, кажется мне, заходил сюда старый мой приятель. Ты же говорила, он ко мне заходил. И земельку внёс. А мы не узнали друг друга. Даже не старались узнать. Заняты слишком чем-то важным. Отвыкли стараться. И стараться забыли, и навыка не обрели. Куда там до естественности. Если бы, к примеру, существовало в нас умение непосредственного выявления любого отличия, и, конечно же, благодаря тренировке старанием, то мы вообще всё бы узнавали сходу. Но мы давно уже по природе ума – изгнанники. Нам новенькое подавай. А потом ещё извольте новенького, и так далее. Мы нигде не останавливаемся с целью проникнуть размышлением в обозреваемое пространство. Обязательно съезжаем. Поэтому даже старых знакомых не горазды разглядеть. Это настоящая беда. А он и соседку по квартире не узнал. Такую приметную.