– Господи, помоги мне! – вскричал он то ли вслух, то ли мысленно, забыв о том, что в прошлой своей жизни ни в какого Бога не верил. Тут же мальчик припомнил, что совсем недавно его кто-то предупреждал о ловушках, но кто и где?

Неожиданно он почувствовал дуновение благоуханного ветра, затем кто-то невидимый коснулся его руки и очередная дверь оказалась выходом.

Он выскочил во двор, посреди которого стояла коварная «котельная», не заметив, как исчезла даровавшая ему помощь рука, но перед ним простиралась уже совершенно иная улица иного города. Она чем-то напоминала Невский проспект, но была совершенно безлюдна, чего никогда не бывает на Невском, разве что в часы раннего утра. Один из домов, стоящий несколько в стороне от основной магистрали, отличался от остальных и был выполнен в строгом готическом стиле, больше подходящим для узких улочек Риги или Таллина. Мальчик обратил внимание на большие башенные часы, обе стрелки которых застыли на цифре 12, и почувствовал непреодолимое желание зайти в это здание через высокую аркообразную дверь.

«Сейчас уже ничего страшного произойти не может», – подумал мальчик, ему казалось, что от здания веяло покоем и безопасностью.

Испытывая любопытство и робость, он открыл массивную дверь и оказался на краю огромного зала, напоминавшего трапезную средневековых рыцарей. Уходящий в невообразимую высоту конусообразный купол поддерживали такие же высоченные резные колонны, в центре стоял огромный стол, вокруг которого расположилась группа людей, облаченных в черные монашеские рясы с высокими капюшонами, закрывающими лица незнакомцев.

На столе стояли замысловатые хрустальные графины с рубиново-красным вином и высокие кубки с вензелями. Люди, казалось, о чем-то оживленно беседовали, хотя слов их беседы мальчик не мог разобрать.

Неожиданно один из черных монахов, с массивной золотой цепью и медальоном в форме куба на груди, посмотрел на мальчика, и глаза их встретились.

Бледное аскетическое лицо незнакомца искривила неестественная улыбка, смешанная с ненаигранным удивлением, и он помахал мальчику рукой, как бы приглашая пройти в зал и присоединиться к общему застолью. Мальчика особенно неприятно поразил этот жест, словно бы выполненный человекообразным автоматом.

– Проходите, сударь, – раздался вкрадчивый голос. – Раз уж вам удалось пробраться через Коридор, то проходите, присоединяйтесь к нашему столу.

Мальчик в нерешительности уже сделал несколько шагов по залу, когда в его сознании прозвучал неизвестно откуда взявшийся, но до боли знакомый голос. Он как бы пробивался через толщу земли, был сильно приглушен, но довольно отчетлив: «Не смотри, не слушай, погубят тебя!»

Лицо монаха исказилось сначала недоумением, затем злобой, но в следующее мгновение мальчик почувствовал, что зал куда-то исчезает, а сам он, скрючившись, лежит в купе на полке, и его бьет дикий озноб.

«Это летом-то, в жару! – подумал Андрей, приходя в себя после пережитого. – Что это со мной произошло, почему мне так холодно? Я только что, кажется, терял рассудок».

Он повернулся спиной к стене и увидел за столиком маму, которая дула на чай в стакане.

«Что же получается? – в смятении подумал мальчик. – До того, как я попал в этот город, мама вошла в купе, и чай был горячим – и сейчас от стакана пар идет, – а мне показалось, что с того момента несколько часов прошло.»

Мама улыбнулась Андрею:

– Ты уже проснулся, сынок? Вставай, одевайся и иди мыться, а я пока завтрак приготовлю. Что это ты трясешься, как в стужу? – вдруг посерьезнела она. – Тебя что знобит? В купе же жарко!