– Твою мать! – рычу, скорее на себя. Это же надо было, так подставиться?! – Ссссука!

Твари! Стремятся сбросить машину в кювет. Приходится принимать решения молниеносно. Я, в общем-то, скотина живучая.

Оборачиваюсь на перепуганную девочку. Нет, теперь уже женщину. Мою женщину.

– Ты должна выжить! – шепчу чуть слышно.

И я сделаю все ради этого! Поэтому, недолго думая, отстегиваю и подминаю под себя перепуганную девочку.

Второй удар не заставляет себя ждать. Локтем выворачиваю руль, затягиваю ручник, и вот, мы катимся кубарем в сторону обочины. Одно не учел – дорога на пригорке расположена.

– Все будет хорошо, – бормочу, сильнее прижимая к себе малышку.

Встреча с землей происходит болезненно. Очень. Дорогая машина не предназначена для аварийных ситуаций, поэтому быстро собирается гармошкой. Ощущение, словно бы я упал с километровой высоты на на сотни металлических прутьев. Кажется, что в незащищенную одеждой кожу впиваются осколки стекла.

Больше всего на свете, как правило, в подобной ситуации люди мечтают потерять сознание, чтобы не испытывать боль. Или не осознавать того, что они ее испытывают. Для меня же боль – своего рода, двигатель внутреннего сгорания, который не просто выбрасывает в кровь кубы адреналина, но и дает колоссальный приток энергии. Эмоции отключаются, организм начинает функционировать на голых инстинктах. И, да, когда я получил по голове, а я теперь уж точно уверен, что меня пасли и это не было случайностью; “Боевой режим”, который нередко называют “боевым безумием” не включился по одной лишь простой причине – не было угрозы жизни. Только поэтому организм позволил себе расслабиться и впоследствии довериться одной юной прелестнице.

– Лара, – осторожно ощупываю малышку.

Повезло, что машина (или то, что от нее осталось), в конечном счете, оказалась стоять на колесах. Сейчас мы хоть не болтаемся вниз головой и не лежим на, порядком искореженной, крыше.

– Лара, девочка моя, ты меня слышишь? – продолжаю исследовать нежное тело на предмет переломов или иных серьезных увечий.

Кости, вроде бы, уберегли, лицо и голова без видимых повреждений. Должно быть, во время одного из ударов ей сдавило грудную клетку и поэтому вырубило. Сейчас кажется, словно малышка спит. Это даже к лучшему. Потому что несмотря на звон в ушах, слух улавливает визг тормозов двух машин и пока не послышался топот, надо действовать.

Максимально быстро, но по возможности аккуратно, перекладываю Лару на пассажирское кресло.

Отстегиваю свой ремень и быстро озираюсь по машине, в поисках рюкзака моего милого видения. К счастью, он оказывается внутри, – не вылетел при кульбитах. И это просто нереально хорошо, потому что я там кое-что свое припрятал, еще в лесу. А если точнее, то ствол.

В своей жизни я научился многому, хотя, убивать еще не приходилось. Но сейчас я готов к чему угодно, лишь бы выжила моя Лара, потому что ее беспринципный “дружок” явно запланировал убрать нас обоих.

– Слышь, пижон, – раздается где-то снаружи. – Выходи и сдохнешь быстро.

Ага, щас шнурки поглажу и пойду сдаваться. Снимаю предохранитель, передергиваю затвор и, не прицеливаясь, первым стреляю в сторону доносящихся голосов.

– Ах ты, сука! – раздается вопль, после которого звучит серия выстрелов по машине. Но то ли расстояние слишком большое, то ли эти чмошники доморощенные никогда оружие в руках не держали, – тем не менее, в машину попадает лишь одна пуля, если меня не подводит слух, разумеется…

Еще пару раз палю наобум и готовлюсь выбираться из машины, чтобы уберечь свою девочку. Я понимаю, что пасть смертью храбрых отнюдь не предел моих мечтаний, но так хотя бы у нее появится шанс – вдруг мне удастся поубивать этих уродов? У меня в запасе еще шесть патронов, а этих тварей, вроде бы, четверо. И стоило гнать на двух машинах?