Ее глаза округляются. Рука резко тянется к ручке, придерживая ее, чтоб не закрыл. Закопошилась вся, спешит залезть в салон и сразу максимально далеко отодвигается от меня. Вжимается в дверь так, словно слиться с нею хочет. Странная она все же.

Выкручиваю печку на всю мощность. Салон мгновенно заполняется теплом. По моей спине катятся капли пота. Жара невероятная, но кукла вон в одной футболке сидит, да еще и босиком.

— Где ты живешь? — гаркнул, достало возиться с ней.

Молчит. Сжалась вся. Хорохорится, как воробей, но трясется, точно заяц. Сладкая. Розовые губки поджала, кусает их. Дуреха, не знает, как меня это заводит.

— Не хочешь, не говори. — Резко останавливаю машину и круто разворачиваю руль в обратную сторону. — Ты молчи, мне же лучше, дома вон отогрею сейчас, все равно жутко голоден остался.

— Вы... правда, домой меня отвезете?

— Нет, блядь, под сосной прикопаю, снежком притрушу. Кукла, мозгами шевели!

— Пав… Павленковская, 20! Я живу на Павленковской, 20!

Перевожу взгляд на нее и улыбаюсь уголком губ. Забавная девчонка. Вроде и не ревет уже, но и не смотрит на меня. Отвернулась к окну, держится за ручку двери, готовая выпрыгнуть на полном ходу, если потребуется. Вон руки уже побелели, так сильно сжимает ручку, хоть бы не оторвала случайно.

Доезжаем быстро. Это оказывается старая пятиэтажка в одном из спальных районов города. Глушу двигатель. Мы так и сидим молча, в гробовой тишине. Не знаю, чего жду. Нечего мне ей говорить. Прочищаю горло.

— Ты это, держи, обувь себе купишь.

Бросаю ей белый толстый конверт на колени.

— Что это?

— Сама знаешь.

Открываю окно и закуриваю сигарету. С улицы доносится морозный ветер, кожу только щекочет. Девочка осторожно берет конверт в руки и открывает его. Ее губы начинают дрожать, на глаза наворачиваются слезы. Конверт плотно набит деньгами, я уж не пожалел купюр.

— Думаете, это возместит мне ту боль, что я пережила? Или сотрет из памяти, как вы измывались надо мной толпой? Я никогда не прощу вам то, что вы сделали со мной!

Со всей дури швыряет мне в грудь конверт, из которого по всему салону разлетаются крупные купюры. В тот же миг эта малахольная открывает дверь и выбегает из машины. Как была, босиком. Прошмыгивает в двери подъезда как раз в тот момент, когда какая-то старушка выходит оттуда с большими сумками.

Затягиваюсь сильнее сигаретой, выпуская седой дым. Не догоняю ее, а лишь только завожу мотор и резко выезжаю со двора. Паршиво на душе как-то, неправильно. Ха, а ведь действительно не продажная сука оказалась, удивительно, думал, такие уже не водятся.

Пусть убегает, не взяла деньги — ее дело, вот только если заявит на меня сегодня — я знаю, где она живет. Найду и трахну так жестко, что мало не покажется.

14. Глава 13. Стася

Я бегу по ступенькам на третий этаж в свою квартиру, размазывая слезы по лицу. Ноги отбирает от холода бетона, по которому спешно ступаю. Кажется, они просто окоченели уже, но мне все равно, ведь я дома. Он позволил мне уйти, все закончилось, теперь все будет хорошо. Все прошло, прошло. Я живая, и это главное.

Горькие слезы душат меня, но я стараюсь их подавить. Купить меня вздумал? Чтобы продалась ему за какие-то жалкие бумажки или хочет грехи свои так откупить? Не выйдет, я молюсь за то, чтобы этот подонок горел в аду так же, как горела в нем я вчера. Пусть загнется там от боли, пусть сгниет вместе со своими дружками или перестреляют они друг друга. Мне все равно.

Я нисколько не жалею, что не взяла его конверт, хотя и жили мы с бабушкой небогато. Часто приходилось недоедать. Ее пенсия была минимальной, а я перебивалась заработком официанткой, пока не получила стипендию на учебе. Так и жили: скромно, но дружно. Пусть подавится своими деньгами, мне ничего не нужно от него!