– Вы с ним целовались? – спрашивает Надин.

– Увы, подходящего случая пока не представилось. С нами всегда поблизости были взрослые. Нам удалось уединиться ненадолго во время прощального пикника, но как только он потянулся ко мне, чтобы поцеловать, примчался Цыпа и все испортил. Честное слово!

– О чем это вы с таким пылом здесь распинаетесь, Элеонора?

О, черт, это миссис Хендерсон, которая успела переодеться в спортивный костюм и теперь несется в спортзал.

Я опускаю глаза, краснею как рак и изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не прыснуть со смеху.

– Это она о своем парне! – отвечает за меня Магда.

– Неужели? – закатывает глаза миссис Хендерсон. – Похоже, ни о чем другом вы разговаривать не умеете. У всех одно на уме. Тысячи умных, целеустремленных женщин двадцатого века десятилетиями боролись за то, чтобы дать вам возможность получать полноценное образование, расширять кругозор, а в результате вы сидите тут на лестнице и болтаете о мальчиках, вместо того чтобы думать об учебе.

– Вовсе нет, миссис Хендерсон, – возражает Магда. Но, как видно, зря.

– Немедленно закругляйте свои разговорчики. Завтра все трое останетесь после уроков, потому что звонок на урок, между прочим, прозвенел пять минут назад, а вы так увлеклись, что не заметили. А теперь марш в класс, немедленно!

Мы сломя голову несемся на урок. От учительницы по английскому получаем очередной нагоняй за опоздание. Так нечестно. Потому что лично я люблю английский. Это единственный предмет, в котором я что-то смыслю, кроме ИЗО конечно. Миссис Мэдли сверлит нас недовольным взглядом, потом долго отчитывает и рассаживает по разным концам класса. Я оказываюсь на первой парте.

В этом году мы будем проходить «Ромео и Джульетту». Все думают, что это скукотища. Но лично я люблю Шекспира. Мне нравится, как он подбирает слова, хотя половины из них я не понимаю. Начало и в самом деле довольно занудное, но чуть подальше, когда в первый раз появляется Джульетта, становится гораздо интереснее. Джульетте всего тринадцать лет, почти четырнадцать, так что она бы тоже могла учиться в девятом классе. Но, насколько я понимаю, мать и кормилица хотят поскорее выдать ее замуж.

Я пытаюсь представить себе, каково это – выйти замуж в тринадцать лет во времена Джульетты. Неплохо, должно быть, при наличии богатеньких родственников, готовых выплачивать за тебя ипотеку за итальянскую виллу, кучи слуг, которые стирают и гладят твои средневековые шмотки от Версаче и доставляют пиццу прямо в супружескую кровать с балдахином…

Вдруг я слышу, как миссис Мэдли выкрикивает мое имя, и едва не подпрыгиваю на месте.

– Элеонора Аллард! Помимо того что вы опоздали на мой урок на целых десять минут, вы еще и не слушаете! Да что с вами такое?

– Она влюбилась, миссис Мэдли, – снова отвечает за меня Магда. Интересно, она хоть когда-нибудь может помолчать?

Миссис Мэдли издает протяжный жалобный стон, в то время как весь класс покатывается со смеху.

Похоже, я снова влипла, и довольно серьезно. Я бешено шарю глазами по раскрытой передо мной странице и неожиданно вижу как нельзя лучше соответствующую моменту строчку.

– «Не поднимусь, паду под бременем любви», – цитирую я вслух.

Миссис Мэдли немного смягчается. Кажется, мне удалось ее немного рассмешить.

– Смотрите не расшибитесь насмерть, Элеонора, – говорит она. – Почитайте, что произошло с этими несчастными любовниками в конце книги. Так, девочки, а теперь все быстренько успокоились и сосредоточились на Шекспире.

Конец ознакомительного фрагмента.