– Тс-с-с-с… Тихо… – он наклонился и зашептал прямо мне в ухо. – … И не расскажем мы о нём, о, нет, и нет, и нет…

Как когда-то маленькая девочка горько плакала от страха и боли, заблудившись в тошнотворном пограничном слое, так и я теперь рыдала в голос, только совершенно непонятно, отчего. То ли от обиды на Шокера и его обман, то ли от одиночества, от того, что брат опять исчез, едва появившись. А, скорее всего, от безысходности. Никакого выхода из всего этого не было…

Шокер мурлыкал песенку по кругу, как заевшая пластинка, и терпеливо ждал, когда я успокоюсь.

– Да замолчи же ты! – взмолилась я, наконец.

Он примолк и перестал меня раскачивать.

– Зачем… Зачем тебе понадобилось меня морочить?

Он промолчал.

Я провернулась в его руках и, задрав голову, посмотрела ему в глаза:

– А шрам?

– Мне его свели давным-давно. У ловца не должно быть особых примет.

– Ты ведь не гатриец.

– Я гатриец, – устало возразил он.

– Нет. Гатрийцы попадают сюда уже взрослыми. Даже если они смотрят наши мультики, они не помнят песенок. Им ни к чему. Ты не гатриец, Шокер.

– Давай договоримся, Апрель… – он тяжело вздохнул. – Всё, что с нами было десять лет назад и сегодня – это большой-большой секрет. Наш секрет.

– Иначе тебе придётся меня убить?

– Мне бы не хотелось, – серьёзно сказал он, продолжая меня обнимать.

– Ладно, Шокер, – согласилась я. – Это наш секрет.

– Пойдём, я отвезу тебя на Престгатан. Тебе надо полежать, – он разжал руки, повернулся и пошёл к машине.

Не знаю, что там наговорил Шокер, но ребята крутились вокруг меня так, что мне было до мурашек неловко. Даже Лали, недоверчиво поблёскивая бирюзовым глазом сквозь свою чёлку-жалюзи, несколько раз за день приносила мне чашку с горячим чаем и сухие сладковатые крекеры.

Чай я выпивала, а крекеры съедал Скай. Этот парень тащил в рот всё, что не приколочено, а дай ему волю, и приколоченное бы отодрал, лишь бы в рот пролезло. Весь вечер он просидел со мной, и что-то всё время рассказывал, рассказывал, и только спустя несколько часов заметил, что я его практически не слушаю.

Пришлось отвираться, что, наверняка, треснувшись головой, сотрясение заработала, и поэтому голова болит, а я слегка в неадеквате. Жалостливый Скай расстроился.

Меня мучили вопросы, и их надо было кому-нибудь задать.

– Скай, а что за Тайлером числится? Какие прегрешения?

– Понятия не имею, – отмахнулся Скай. – Ты представляешь, сколько объектов через нас проходит? Если я буду изучать биографии всех преступников, мне некогда будет их ловить.

– То есть, тебе не интересно?

Скай немного подумал над вопросом и честно ответил:

– Нет, не интересно. И совершенно не хочется знать. Иногда, конечно, поневоле что-то услышишь или прочтёшь. Страшно бывает. Очень страшно, что люди такое сотворить могут. Не всякие нервы выдержат такую информацию. Поэтому мне не интересно.

– Но они ведь точно преступники?

– Стопроцентно, – кивнул Скай.

– А Лис? Лису интересно?

– Лис, конечно, любит всякую дрянь в голову брать, но насчёт этого вряд ли.

– А Шокер?

– Ну! Шокер! – Скай воздел глаза к небу. – Этот всё знает.

Когда Скай, наконец, оставил свой пост подле меня и ушёл спать, я встала и пошла к Шокеру. Памятуя о вчерашнем конфузе, я постучала, чуть приоткрыла дверь и, увидев спину сидящего за компьютером Шокера, спросила в щёлочку:

– Можно к тебе?

– Заходи, – разрешил Шокер, не оборачиваясь.

Я подошла к его столу.

С очками на носу Шокер казался замшелым ботаником. Уставившись в экран, он медленно прокручивал какие-то таблицы и схемы.

– Между делом на Форекс поигрываешь?

– Что-то вроде того, – Шокер снял очки, крепко зажмурился и сжал переносицу двумя пальцами. – Пора заканчивать на сегодня, устал… Что ты хотела?