– Чего ж ты? Сорвалось?

Илья замысловато покрутил рукой в воздухе:

– Осечка… Цену себе набивает!

Филя разочарованно свистнул, ватага поднялась из-за укрытий и зашумела, заулюлюкала. Но, не видя перед собой Тоси, парни быстро затихли и окружили своих главарей. Самый маленький и плюгавый подошел к Илье и, клацая зубами от холода, взмолился:

– Со-совсем з-зазяб… Ил-люха, с-ставь п-пол-литра!

– Завтра, завтра! – досадливо сказал Илья и пошел прочь от ватаги.

Филя оглядел закоченевших дружков, хлопающих себя по бокам, чтобы согреться.

– Где Длинномер? – строго вопросил Филя тоном полководца, недосчитавшегося в своих рядах гвардейской части.

Парни переглянулись. Филя пронзительно свистнул. Из-за дальнего сугроба вскочил задремавший было Длинномер и, ничего не соображая спросонок, забухал кулачищем в гулкую железяку.

Филя сокрушенно покачал головой:

– Ну и кадры!..

Едва переступив порог комнаты, Тося тут же ринулась к Анфисиной тумбочке и впилась глазами в зеркало, беспощадно-придирчиво оценивая свою красу.

– Мам-Вера, как ты думаешь, могу я кому-нибудь… это самое, понравиться?

– Можешь… – равнодушно отозвалась Вера и склонилась над длинным листом миллиметровки, свисающим со стола.

Повеселевшая Тося швырнула портфель под койку, скинула жиденькое свое пальтецо.

– Задание из техникума? – почтительно спросила она, разглядывая непонятный Верин чертеж и гордясь тем, что живет в одной комнате с человеком, который разбирается в таких мудреных вещах.

Вера молча кивнула.

– А я бы заочно учиться ни в жизнь не смогла! – честно призналась Тося. – Это ж какую сознательность надо иметь: никто над тобой не стоит, а ты занимаешься!..

Она смерила пальцами толстый корешок справочника, взяла линейку со стола, почесала у себя за ухом и торжественно объявила:

– Мам-Вера, а ведь ты героиня!

– Будет тебе ерунду-то молоть!..

– А я говорю: героиня! – заупрямилась Тося. – Если б я была правительством, я бы всех, кто заочно учится, награждала: институт окончил – получай орден, техникум осилил – вот тебе медаль!

– Смотри, прокидаешься, – предостерегла Вера. – Металла не хватит: нашего брата много…

– Эх ты! – пристыдила Тося. – Сама ты себя не понимаешь!

Балансируя руками, как канатоходец, Тося прошлась по узкой половице, снова заглянула в зеркало, осталась довольна собой, закружилась и опрокинула табуретку.

Вера с любопытством наблюдала за Тосей. А та вдруг помрачнела, подошла к окну и прижалась лбом к слепому зимнему стеклу.

– Чего ты мечешься? – спросила Вера. – Двойку схватила?

Тося презрительно отмахнулась:

– Если бы!.. Понимаешь, один человек душу мне открыл, а я нечутко к нему подошла… Знаешь, как мы, женщины, иногда умеем! Как-то не по-женски даже…

– Ну ничего, – утешила Вера. – Завтра улыбнешься своему человеку – и помиритесь.

– Завтра?

Тося глянула на ходики и вдруг, как была в одном платье, выбежала из комнаты, в два прыжка одолела коридор и выскочила на улицу – в самую гущу снегопада.

Илью она догнала уже возле мужского общежития.

– Ты чего? – удивился Илья. – Простудишься, дуреха!

– Илюшка, тебе плохо сейчас? – спросила Тося, снизу вверх виновато заглядывая ему в лицо.

– Ничего, терпеть можно… – Илья скинул с себя тяжелое пальто и накрыл Тосю. – Да ты, никак, пожалела меня?

– Немножко…

Всякое бывало у Ильи с девчатами: его и любили, и ненавидели, и убивались по нем, и гнали прочь, и серной кислотой в глаза грозились плеснуть, – а вот пожалеть его еще ни одна девчонка не догадалась. И сейчас с непривычки Илья растерялся. Стыда за свой спор он не почувствовал: чего не было – того не было. Он даже и не подумал о споре – нужно было ему забивать свою голову разной ерундой. Ему просто смешно стало, что эта нецелованная зелень пожалела его, и в сердце без спросу шевельнулась признательная благодарность к Тосе. Что там ни говори, а все-таки приятно, когда тебя, здоровенного, жалеют, – по крайней мере, вот так неумело и необидно, как Тося пожалела его.