Тося растерянно огляделась вокруг, ища подмоги.

– И… Пушкин, по-твоему, врет?.. «Я вас любил, любовь еще, быть может…»

– «Быть может»! – передразнила Анфиса.

– Хватит тебе девчонку пугать, – остановила ее Вера. – Не слушай ты ее, Тось.

– У меня своя голова на плечах есть, – обиделась вдруг Тося и пристально посмотрела на Анфису. – Жалко мне тебя, Анфиска, если ты всерьез так думаешь… – Она придвинулась к Кате и тихонько, как говорят о тайном и стыдном, спросила: – Ты и на Камчатку с ним пойдешь, если позовет?

За две недели Тося узнала уже все местные обычаи. У Камчатки были свои неписаные, но всем в поселке известные законы. Для девушки пойти с парнем на Камчатку – значило на весь поселок объявить о своей любви, все равно что обручиться. Вместо старомодных «жених и невеста» здесь говорили: «Они на Камчатке сидят». Почти все молодые семьи в поселке прошли через Камчатку, и многие пожилые ныне дяди и тети частенько поминали ее добрым словом.

– Там видно будет… – уклончиво ответила Катя.

Тося с молодым ужасом посмотрела на нее и с решительным видом повернулась к Анфисе:

– Дай одеколонцу для Катерины, будь человеком!

Анфиса молча протянула Кате флакон с одеколоном. Тося бесцеремонно перехватила флакон, понюхала.

– Дай другой, у тебя лучше есть, я знаю.

– Ага! – торжествующе выпалила Анфиса. – Наконец-то я тебя поймала, вечно по чужим тумбочкам лазишь!

Тося воинственно подступила к Анфисе:

– А ты видела?!

Анфиса нырнула рукой в тумбочку, достала из дальнего угла маленький заветный флакончик, глянула на свет.

– Так и есть! Я как знала, царапину вчера сделала, а теперь царапина на весу… Поймаю на месте – руки поотрываю!

– Попробуй… – без прежнего пыла молвила Тося, отодвигаясь от Анфисы.

Хитрая Анфисина царапина, кажется, не на шутку озадачила Тосю. Пряча смущение, она подошла к своей койке и срочно занялась покосившимся натюрмортом.

Катя взглянула на ходики, испуганно ойкнула:

– Ой, опаздываю! – и выбежала из комнаты.

У Нади на плите громко зашипела на сковородке картошка. Анфиса брезгливо поморщилась:

– И охота тебе каждый вечер с ужином возиться? Ведь столовая есть.

– Охота… – хмуро ответила Надя.

– Да не слушай ты ее, Надежда! – вступила в разговор оправившаяся Тося. – Ей только волю дай – на всех станет кидаться. Тигра лютая, а не человек! – Вызывая Анфису на бой, Тося храбро шагнула к ней и сказала с запоздалой яростью: – Если кто и брал твой паршивый одеколон, так почему я? Что я, крайняя?

– Больше некому! – убежденно ответила Анфиса.

– Нужен мне твой одеколон, – не сдавалась Тося. – Захочу – целое ведро куплю!

– Вот и купи, а чужой не бери.

– И куплю!

– Купи, купи… Не забудь и пудру заодно, вечно в мою пудреницу заглядываешь!

– В твою пудреницу? – возмутилась Тося. – Ну, знаешь… Когда у меня пудры нету, я могу и зубным порошком попудриться. Цацу из себя не корчу, как некоторые!

– Кончайте базар, – строго сказала Вера. – Слушать противно. А ты, Тось, просто удивляешь меня…

Тося топнула ногой и пропела:

Она всех вечно удивляла,
Такая… уж она была!

– Поэтесса! – фыркнула Анфиса. – Пушкин в томате!

– Как умею!.. – обиделась Тося и злопамятно посмотрела на ехидную Анфису.

– Тось, ты уроки сделала? – поспешно спросила Вера, чтобы помешать новой стычке.

– А нам, мама-Вера, кажется, не задавали… – схитрила Тося и стойко выдержала сомневающийся Верин взгляд.

– То-ося!

– Ох и надоели вы мне все! Зря я в вечернюю школу поступила… – не в первый раз пожалела Тося, но послушно достала из тумбочки учебники и тетрадки и села за стол.

Она зло полистала учебник, нашла нужную задачку, по школярской привычке сразу же заглянула в ответ и скорчила кислую мину, не зная, как ей этот ответ заполучить. Тишина – редкая гостья общежития – ненадолго установилась в комнате. Анфиса вернулась к зеркалу, а Вера снова легла на свою койку-гамак и уткнулась в пухлый роман.