В какой-то момент, пока я стояла неподвижно перед картиной, пальцы у меня самопроизвольно сложились в крест. Такого со мной прежде не случалось.

На табличке, висящей рядом с картиной, я прочитала название и имя художника. Стояла я долго, все сильнее ощущая, как сгущается вокруг меня сама церковная атмосфера. Я вновь перекрестилась, прошептала: «Помоги мне. Святая Дева» – и рассмеялась.

Никогда бы не подумала, что в нашей семье был живописец.

Изабель выпрямилась и посмотрела на кровать, где спали дети. Жакоб уже проснулся и сидел, обхватив руками ноги и прижав подбородок к коленям. У него был самый острый в семье слух.

– Лошадь, – тихо вымолвил он.

– Лошадь, – повторила шепотом Изабель, толкая Этьена в бок.

Тот, толком еще не проснувшись, вскочил, натянул штаны и принялся трясти спящего Бертрана. Его темные волосы взмокли от пота. Вдвоем с Бертраном они скользнули вниз по лестнице, и в этот самый момент кто-то забарабанил в дверь. С сеновала Изабель было видно, как мужчины стискивают в руках топоры и ножи. Откуда-то из глубины дома со свечой появилась Анна. Проговорив что-то через щель в двери, Жан отложил топор и потянул в сторону задвижку.

Камердинера герцога де Эгля здесь знали хорошо. Он всегда останавливался в доме Турнье, когда приезжал собирать дань с крестьян близлежащих деревень, аккуратно делая записи в книге, переплетенной в телячью кожу. Низкорослый, толстый, лысый, он компенсировал недостаток роста громовым голосом, который Жан тщетно пытался заглушить. С таким голосом, как у него, секретов не удержать.

– Герцог убит в Париже!

Анна судорожно вдохнула и выронила из рук свечу. Изабель машинально перекрестилась, вцепившись ногтями в шею, огляделась вокруг. Все четверо детей сидели в ряд, рядом с ними, на самом краю кровати, неловко примостилась Сюзанна, которой явно мешал огромный выпирающий живот. «Уже недолго осталось», – подумала Изабель, автоматически прикидывая сроки. Применения старым знаниям не было, но забываться они не забывались.

Маленький Жан играл с ножом, который брал с собой даже в постель. Жакоб сидел молча, полуприкрыв глаза, большие и карие, как у матери. Мари и Дебора сидели, прижавшись друг к другу. Дебора дремала, у Мари, напротив, глаза так и сверкали.

– Maman, a что такое «убит»? – Голос ее прозвучал так, словно кто-то застучал ложкой о дно медной кастрюли.

– Тсс.

Изабель передвинулась в изножье кровати, чтобы лучше слышать слова камердинера. Сюзанна села рядом, и обе они наклонились вперед, упершись руками в перила лестницы.

– …Десять дней назад, на бракосочетании Генриха Наваррского. Городские ворота были заперты, и тысячи приверженцев истины стали жертвами резни.

Вместе с нашим герцогом – адмирал Колиньи. И Парижем дело не ограничилось. Честных людей убивают по всей стране.

– Но здесь-то нас, сторонников истины, католикам не достать, – возразил Жан. – Мы слишком далеко от Парижа.

– Говорят, со стороны Менда движется отряд солдат, – прогремел камердинер. – Хотят воспользоваться гибелью герцога. И конечно же, первым они схватят вас, его синдика. Герцогиня спешно направляется в Але. Через несколько часов она будет здесь. Ради спасения семьи вам бы лучше присоединиться к нам. Герцогиня приглашает только вас – семейство Турнье, на остальных это не распространяется.

– Нет.

Это была Анна. Она зажгла потухшую свечу и, слегка ссутулившись, с серебряной косой через всю спину, твердо стояла посреди комнаты.

– Нам нет никакой нужды покидать свой дом, – продолжила она. – Здесь мы в безопасности.

– И урожай надо собрать, – добавил Жан.