– Надеть платье? – приставала я к Рику.

– Да надевай что хочешь, – отмахивался он. – Кому какое дело?

«Мне есть дело, – думала я, – вдруг что-нибудь не то надену».

К тому же у меня была еще одна головная боль: день жаркий, а я терпеть не могу, когда исподтишка разглядывают пятна у меня на коже. В конце концов я остановилась на платье стального цвета без рукавов, доходящем до икр, и светлом льняном жакете. Я решила, что такое одеяние годится на любой случай, но когда хозяева, Шанталь и Оливье, открыли нам двери своего большого загородного дома и я увидела на нем джинсы и светлую спортивную фуфайку, а на ней шорты цвета хаки, то почувствовала себя старомодной расфуфыренной дурой. Они вежливо улыбнулись мне и столь же вежливо приняли принесенные нами цветы и вино, но от меня не укрылось, что Шанталь положила цветы, даже не разворачивая, на буфет в столовой, а тщательно выбранная бутылка вина так на столе и не появилась.

У Шанталь и Оливье было двое детей, таких тихих и смирных, что я даже не узнала, как их зовут. В конце обеда они встали и исчезли в доме, словно повинуясь неслышимому для взрослых звону колокольчика. «Наверное, телевизор пошли смотреть», – подумала я и втайне позавидовала им: наша взрослая беседа казалась утомительной, а порой и мрачной. Рик и Оливье в основном обсуждали дела на фирме, говорили они по-английски. Мы с Шанталь неловко пытались поддержать разговор на смеси английского и французского. Я попробовала было ограничиться одним французским, но стоило Шанталь почувствовать, что мне трудно подобрать нужное слово, как она переходила на английский. Настаивать было бы невежливо, так что и мне приходилось возвращаться к английскому, пока предмет не будет исчерпан; затем, после паузы, я вновь заговаривала о чем-то другом по-французски. В общем, получилось нечто вроде светской дуэли; по-моему, ей доставляло скрытое удовольствие демонстрировать, насколько ее английский лучше моего французского. Судя по всему, к пустой болтовне Шанталь вкуса не испытывала, за какие-то десять минут она высказалась по поводу событий в самых горячих точках планеты – Боснии, Израиле, Северной Ирландии, – а когда выяснилось, что на достойном уровне поддержать этот разговор я не могу, презрительно фыркнула.

И Оливье, и Шанталь ловили буквально каждое слово Рика, меня же едва слушали, хотя в отличие от него я старалась говорить с хозяевами на их родном языке. Вообще-то терпеть не могу сравнивать себя с Риком – в Штатах мне это и в голову бы не пришло.

Уехали мы под вечер, обменявшись с хозяевами поцелуями и пообещав на прощание пригласить их к себе в Л иль.

«Вот веселья-то будет», – подумала я.

Когда дом скрылся из виду, я стащила с себя насквозь промокший от пота жакет. В Штатах было бы не важно, видят друзья пятна у меня на руках или нет. Правда, будь мы в Штатах, никакого псориаза у меня бы не было.

– Славная пара, правда? – начал Рик наш обычный обмен мнениями.

– Они не прикоснулись ни к вину, ни к цветам.

– Да, но ведь у них целый винный погреб. Классный дом.

– Знаешь, я как-то не задумывалась об их материальном преуспевании.

Рик искоса посмотрел на меня:

– Похоже, тебе там не понравилось, малыш. Что-нибудь не так? Что именно?

– Не знаю даже. Просто мне кажется… просто мне кажется, что я здесь чужая, вот и все. У меня не получается говорить с людьми, как в Штатах. За все время, что мы во Франции, единственным человеком, с кем мне удается поддерживать более или менее связный разговор, стал, если не считать мадам Сентье, Жан Поль, а впрочем, и это нельзя назвать нормальной беседой. Скорее уж пикировка, скорее…