Бабушка моя – ласковая, любезная и серьёзная женщина. Её зовут Шербет. Имя соответствует её характеру. И у моей матери были такие же качества, они, скорее всего, перешли к ней от бабушки. Родом бабушка была из Таласа, я слышал, из Бакаира. Она из племени китай.

Была ранняя весна. Бабушка повела нас с Рахманом в Тамды. Это узкое место при въезде в Чичкан, так сказать, горловина ущелья. Наверное, от него и осталось название «Горловина дома». Вероятно, ущелье воспринимали как дом, а въезд в него был как вход в этот дом.

Между селом Арал, где мы жили, и местностью Тамды расстояние было приблизительно пять-шесть километров. Бедная бабушка до самой весны каждый раз всё указывала рукой в сторону Тамды.

– Вон, видите, у подножья горы виднеются макушки тополей? Там, в излучине лога, живёт с семьёй ваш старший дядя Сыдык, мой родной брат, – говорила она, когда мы поднимались на высокий берег. Всякий раз, когда она приезжала к нам, всё настойчивей устремляла взгляд туда, потому что наш дом стоял наверху. Отсюда, с высоты, было видно всю округу: на западе до Кайрака, на юге до старого райцентра и на востоке до Мин-Добе.

Однажды я слышал, как бабушка ласково говорила Рахману:

– Если рано наступит весна и мы благополучно переживём зиму, я вас отведу к своим родичам.

Мы вышли ближе к полудню. В тот день было тепло. Все зеленело, кругом были рассыпаны мелкие жёлтые цветочки, только недавно раскрывшие свои бутоны. По логам и ложбинам, словно радуясь весеннему утру, звонко струилась талая вода. Мы ступали прямо по воде, а когда бабушка поворачивалась к нам, начинали прыгать по кочкам. Ноги наши промокли.

К полудню мы дошли до Гудюра. Некоторые сейчас его называют ещё Кодуран-Добе.

– Расскажу-ка я вам кратко о том человеке, садитесь, – велела нам бабушка. – Старое название этого холма Гудюр, а старец Кодуран, проезжая мимо, всегда присаживался отдохнуть здесь. Бывало, проводил здесь собрания. Поэтому и называется двояко этот холм. Кодуран был одним из первых юристов, свободно говоривших на русском языке. Говорят, он и в Верховном суде работал. Здесь он одним из первых построил двухэтажный дом с побелкой. Подпорки и столбы были обмазаны дёгтем, видать, чтобы не сгнили. Это здание он по собственной инициативе, еще до сороковых годов, передал начальной школе. Таких заботливых людей обычно называют народными, дети мои.

– Я тоже впервые научился писать в этой самой школе, – часто говорил учитель, ныне почётный пенсионер Асыранкулов Асанбек. – Я сам был свидетелем. Настенные полки первого этажа были заполнены книгами. Поэтому Кодурана можно было бы почитать и как одного из первых просветителей в Кетмень-Тюбинской долине. В пятидесятые годы начальную школу перевели в Бала-Чичкан, а дом остался без присмотра, и мы там играли в прятки. До сих пор помню.

Мы также остановились отдохнуть на холме Гудюр. Сели на камни, на которые указала бабушка. Сама тоже села на один из камней и из бурдюка отпила глоток джармы. Когда она протянула мне кружку, Рахман вдруг выхватил её из моих рук, проливая напиток себе на грудь, отпил немного и выбросил кружку в сторону. Посуда вся была в грязи. Рахман, будучи сыном именитого работника колхоза, привык, чтобы его все гладили по голове и любезничали с ним. Да и бабушка вначале пестовала его, видать, знала его нрав. Тот и привык делать всё, что захочет.

Когда наконец я тоже выпил джарму, бабушка подняла нас с места, отряхнула пыль и стала утешать:

– Вон в том доме попьёте чаю, поедите яиц, в общем, наедитесь досыта. Не чужие там люди живут: он дедушка Рахмана и твой дядя, Куйтике. Потерпите немного.