Наше исследование взаимоотношений между фантазиями избиения и милыми историями пока позволило выявить три важные связи: (1) поразительное сходство в построении отдельных историй; (2) очевидные параллели в содержании и (3) возможность прямого превращения одного в другое. Существенное различие состоит в том, что в милых историях в момент, когда в фантазиях избиения описывается сцена наказания, неожиданно возникает сцена любви.

Держа это в голове, я возвращаюсь к исторической реконструкции фантазии избиения, проделанной Фрейдом. Как уже было замечено, он говорил, что форма, в которой нам предстает фантазия избиения, не является первоначальной, а замещает сцену инцестуозной любви, искаженную подавлением и регрессией на анально-садистскую стадию, которая находит свое выражение в сцене избиения. Согласно этой точке зрения, различия между фантазией избиения и милыми историями объясняются следующим образом: то, что представляется продвижением вперед от фантазий избиения к милым историям, является не чем иным, как регрессией на более ранние стадии. Милые истории имеют свои корни в фантазиях избиения и сохраняют за собой их скрытый смысл: в них заложена ситуация любви.

Но это утверждение все еще упускает важную связь. Мы усвоили, что кульминация фантазии избиения связана со стремлением достичь сексуального наслаждения и сопровождается чувством вины. На первый взгляд это кажется необъяснимым, поскольку мы знаем, что и сексуальное наслаждение, и чувство вины извлекаются из подавленной любовной фантазии, чего мы не находим в фантазии избиения, но наблюдаем в милых историях.

Эта проблема разрешается сама по себе, когда мы принимаем во внимание, что милые истории также не являются прямым выражением подавленной любовной фантазии. В этом инцестуозном желании, тормозившем с раннего детства все сексуальные стремления, фантазия сконцентрировалась на первом любовном объекте – отце. Подавление Эдипова комплекса привело ребенка к отказу от большинства инфантильных сексуальных целей. Ранние чувственные желания были отданы бессознательному. Так они опять проявились в фантазиях избиения, указывая на частичную неудачу в попытке их подавления.

Если в фантазиях избиения проявляется подавление, то в милых историях – сублимация. В фантазиях избиения непосредственные сексуальные желания удовлетворяются, в милых же историях желания с вытесненным мотивом, как их называет Фрейд, находят вознаграждение. Так же как в развитии детско-родительских отношений, изначально целостный поток любви оказывается разделенным на подавленную чувственную борьбу (что выражается в фантазии избиения) и сублимированные любовные узы (отражается в милых историях).

Мы можем теперь сопоставить обе фантазии по следующей схеме: функция фантазии избиения – это скрытая репрезентация вечной ситуации чувственной любви, которая на языке анально-садистской стадии выражается как сцена избиения. С другой стороны, функция милых историй – репрезентация нежности и любовного возбуждения. В содержании просматривается между тем та же монотонность, что и в фантазиях избиения. Все строится вокруг союза сильного и слабого героя, взрослого и мальчика, или, как это видно из многих сюжетов, высшего и низшего существования.

Сублимация чувственной любви в нежную дружбу, без сомнения, существенно упрощается тем, что еще на ранних стадиях фантазий избиения девочка отказывается от сексуальной принадлежности и неизменно выступает в фантазии как мальчик.

Цель данной статьи состоит в том, чтобы рассмотреть природу взаимоотношений между сосуществующими фантазиями избиения и мечтами. Мы, насколько это возможно, смогли установить такую взаимозависимость. Далее я воспользуюсь случаем и рассмотрю дальнейшее развитие и судьбу одной из продолжительных фантазий.