Я и берегла – по мере возможности. До весенних амуров ещё далеко, за окном пуржила и вьюжила наша первая холодная зима. На пленер не подашься. Вроде все на виду. Но обстановка, по непредвиденным причинам, начинала резко и недвусмысленно накаляться…

Ну и вот, нахожу Олега в спальне старшеклассниц. Доволен… улыбка до ушей, глаза масляные, на все мои вопросы отвечает весьма невразумительно: «А чё такое? Вааще…» Ну и что же делать в этой ситуации? Я в полной растерянности. Указом не запретишь ведь к девочкам в спальни ходить. Днём, к тому же. Я сама долго и упорно добивалась у Людмилы Семёновны разрешения на пребывание моих детей днём в спальнях: ведь сидеть весь день в классе или отрядной – это же просто ужас, какая неволя! А в спальнях мы всё так устроили, что эти казённые помещения стали похожи на домашние уютные комнаты. Решила для начала доверительно побеседовать с девочками – отшучиваются: «Да вы что?! Мы ж просто так. Мы вааще про это не думаем… Ну, да, правда же.» Выслеживать и уличать их я тоже не могла – даже если бы и поймала с поличным, толку что, всё равно выкрутятся. Все – превосходные конспираторы.

Правда, когда весной взыграл гормон, и началась самая настоящая эпидемия, пришлось всё-таки временно ввести «военное положение». Олег продолжал позитивно меняться. Гордая осанка взялась не вдруг, он и вёл себя теперь как наследный принц. И поведение было такое же достойное – не сподличал и не струсил ни разу. Он стал настоящим джентльменом. Однако, ангелочком он всё же, не стал. И, слава богу! Его дикая натура как бы обрела благородную, сохранив, однако внутри себя стихийное, неподвластное никакому диктату начало. Эта адская смесь личных качеств делала Олега «вещью в себе». Никогда нельзя поручиться наверняка, что он сотворит в следующий момент.

..Прошло много лет с тех пор, мои питомцы уже давно на правах взрослых граждан завоёвывают этот мир, и многие – вполне успешно. А я, едва наступит осень, вспоминаю и вспоминаю тот наш первый сентябрь. Вспоминаю как наивысшую благодать, дарованную мне в искупление всех грядущих невзгод. В один из таких, щедрых нежарким осенним солнцем сентябрьских дней в мою дверь позвонили. Сердце на этот раз ничего не вещало, и я спокойно пошла открывать. И вдруг…

– Здрасьте, Ольга Николаевна! Это мы! Не узнали?

Где там узнать?! И только по улыбке, чуть-чуть ассиметричной и чертовски обаятельной, я узнала в этом молодом красавце моего Ханурика. Дикарёнка… Из романтического юноши с горящим взглядом он превратился во вполне взрослого мужчину (да ещё с усами!!!), за широкой спиной которого надёжно и безбедно шествовали жена и двое детишек. Он работал краснодеревщиком и учился на заочном отделении МИИТа. Если бы у всех так сложилась судьба! Если бы всем моим детдомовцам удалось избежать сумы и тюрьмы! Если бы…

Увы! Это, к сожалению, было только мечтой. И более других мне было обидно за Игоря Жигалова – за его теперь уже, наверное, навеки сломанную жизнь. Связь с ним утрачена. Говорили, что женился на Юле Самохиной, но прожили вместе недолго. Юля попала в заключение. А вскоре и он. Так и чередовалось их бытие – воля-неволя…

Как поддаются детские души выделке и обработке, кропотливо, изо дня в день проводимой педагогом, и как по крупице усваивается доброе, мудрое вечное – не всегда и не сразу заметно. Кажется, сегодня – что и вчера. И даже погорюешь, грешным делом, – ну что же это такое? Пашешь, пашешь, а всходы где? Тоска зеленая… И тут вдруг, да и удивит тебя вдруг чем-то вопиюще выдающимся самый безнадёжный твой воспитанничек, на которого уже давно все рукой махнули. Вот такие дела! Однако чаще всё бывает наоборот. Бьёшься, бьёшься над чадом ненаглядным, себя забыв, а чадо это в один прекрасный день такой фортель выкинет – глаза бы мои на него не глядели!