Однако и прекраснодушным фантазёрам, сторонникам безразмерного гуманизма в деле воспитания и обучения, я тоже не склонна верить. Всё это замечательно, но если ребенок не наказан за проступок – один, другой, третий раз, личностью он никогда не станет. Ведь оскорбляет детей не столько наказание, – как бы тяжело оно ни переносилось, – а несправедливость, несоразмерность наказания проступку. Многие педагоги подмечали, что личностно-состоятельные люди, альтруисты чаще всего вырастают из детей, воспитывавшихся в строгости. Нравственной строгости, конечно. А вовсе не то, что есть страх перед физическим наказанием, или – вообще наказанием. Многие этих различий не хотят признавать и даже спекулируют на этих тонкостях, чтобы дискредитировать систему Макаренко. Именно за это критиковала Крупская великого педагога, и с её «лёгкой руки» началась травля Макаренко. Но жизнь доказала, что именно Макаренко был прав – никто из его воспитанников не сломался, все без исключения стали личностно-состоятельными людьми, не падали духом в самых экстремальных ситуациях. Чего не скажешь о воспитанниках, к примеру, Сухомлинского, также, кстати, замечательного педагога. Вот вам и доказательство гуманизма системы Макаренко! Одно время любили противопоставлять системы Макаренко и Сухомлинского. Между тем, Сухомлинский считал себя учеником Макаренко. Просто действовали они в разных эпохах, но свою эпоху лучше знал всё-таки Макаренко. Уход от общих проблем, воинствующий индивидуализм мешали росту личности, вели к её упрощению, примитиву даже. И это надо понимать тем, кто берется сегодня судить Макаренко. Да, Макаренко создал в своей коммуне идеальное коммунистическое государство в миниатюре, для молодых людей. И показательно, что никто не смог повторить этот опыт – потому что он был вписан в конкретную эпоху и опирался на конкретную гениальную личность – самого Антона Семеновича. Так вот, Макаренко воспитанников наказывал – и он имел моральное право делать это. Более того, он был идеалом для своих воспитанников.

.. Когда я объявила своим о празднике – они тут же спросили: «А что жрать будем?» Продукты, слава шефам, для дней рождения выписывали дополнительно. Говорю:

– А что приготовим.

Тут поднялся невообразимый ор:

– Мы будем блины печь?

– А салат «оливьё»?

– И салат будем печь и блины резать.

– Чур, я!

– Нет, я!

– Видали таких, в белых толстых валенках!

Отлично! Очень всё это приятно. Старшие девочки возились на кухне с блинами, а блины – всенародно любимое блюдо в детдоме, мужская часть нашего отряда в это время двигала мебель. Несколько человек украшали зал. Точно в назначенный срок, минута в минуту, началось торжество. Пригласили на праздник и директора Людмилу Семёновну, и пионервожатую Татьяну Степановну, и всех-всех вопспитателей, кто был в это время в детдоме. Однако никто, кроме Людмилы Семеновны не пришёл. Да и она зашла «на минутку», чтобы сказать:

– Пыль в глаза пустить хотите? Ну-ну.

– Да что вы! Просто хотелось, чтобы как-то торжественно было…

– А зачем воспитателей звать, они же на отрядах!?

– Чтобы показать нашим детям, что и ещё в детдоме взрослые есть, которым тоже радостно их поздравить с днём рождения.

– Ох… Попроще надо быть, попроще.

Она хотела тут же уйти, но всё-таки задержалась ещё на полчаса. Что-то в блокнот записывала, щедро улыбалась мне и детям. Потом заглянули «на минутку» и другие. На следующий день, на летучке, мероприятии весьма редком в нашем детдоме, Людмила Семеновна говорила, ласково мне улыбаясь:

– Простенько, буквально на копейки, а как впечатляет!